Я всегда была окружена ремонтом, сколько себя помню. В жизни я переезжала более двадцати раз, при это три раза в разные города и один – в другую страну, и всегда, куда бы меня не занесло, так или иначе меня сопровождали ремонты. Детство мое проходило в непрерывном состоянии переезда и обживания нового места только для того, чтобы, обжив, тут же переехать на новое. В крайнем случае, если ремонт не шел там, где мы жили, он шел у моих бабушки и дедушки, где я проводила все выходные и каникулы. А если даже там не шел ремонт, то в таком случае они находились в состоянии переезда. Что, понятное дело, рано или поздно опять трансформировалось в ремонт.
В какой-то момент мы перестали покупать и продавать квартиры и стали их снимать. Съемная квартира – это прекрасно. Это счастье. Я вообще никогда не понимала чисто нашего, советского желания квартиру иметь. В своей собственности под любой кредит и с любым геморроем. Более этого я не понимаю только желание иметь дом. Не, я понимаю, что дом – это классно. Это классно, когда дом большой, рядом обязательно свой сад или маленький парк, а также, безусловно, штаб прислуги, которая будет это все поддерживать в чистоте и порядке. Это я понимаю, это – дом. Дом на любых других условиях – это сущее зло. В общем, мне понравилась смена приоритетов, когда мы начали квартиры снимать. Тем более, что в первую очередь это означало отмену ремонтов. Однако радовалась я дня три. Пока ремонт не начался у соседей. С тех пор возле каждой съемной квартиры происходили какие-то ремноты. У соседей, в подъезде, на крыше, во внутреннем дворе, перед окнами, в доме напротив. Эпичный ремонт на Площади Победы возле цирка, на которую выходили наши окна, я не забуду никогда. Трудно забыть жару +40, гарь, пыль и избиение железных пластин кувалдами в три часа ночи. Причем, что самое поразительное в этом всем, все эти ремонты имели свойство заканчиваться аккурат в тот момент, когда мы съезжали с этого места. Как, вы уже уезжаете? Какая жалость, мы только-только изменили планировку квартиры, так хотели показать вам, вы наши любимые соседи... Что, неужели вы покините нас, так и не дождавшись нового сада во внутреннем дворе? Ведь какой-то месяц остался! Ах, вы не представляете, только вы уехали, как крышу таки дочинили, и теперь потолок не протекает!
Германия встретила нас тишиной. Ну, кроме бесноватых соседей – чистоплотной турецкой семьи из матери и пятерых беснующихся отпрысков. А так – ничего. Никаких молотков, дрелей, перфораторов, тракторов, матерящихся строителей... Это была благодать. Первый месяц. Первый месяц я не ходила в школу. Первый месяц я не знала, что в школе решат построить новую кантину и новый спортзал. Я училась там два с половиной года, и два с половиной года мы ели в старой кантине, занимались в старом спортзале, и все это под очаровательные шумы двойной стройки. Новую кантину открыли в день нашего выпускного. Новый спортзал – через месяц после выпуска. Школа проводила нас соблазнительными видами блестящий турникетов, светлых залов, новенькой мебели и красивеньких кофемашин, вкусить прелести которых нам было не суждено. С надеждами на будущее я надела пасхальные туфли и отправилась на первый урок в гимназию.
Гимназия разваливалась. Это одна из старейших школ в Германии, основанная еще в 16-ом веке. От тех старинных зданий уже давно остались только картинки в исторических книгах, но и то, в чем предстояло учиться мне, новизной, мягко говоря, не отличалось. Некоторые постройки казались настолько обветшалыми, что особо набожные ученики, заходя в классы на уроки, на всякий случай крестились. И надо же было такому случиться, что именно в тот год школа получила приличный транш на ремонт. Директор обрадовался, менеджер оживился, рабочие взялись за дело. Следующие три года моего обучения прошли в обстановке непрекращающегося ада. Грохало, гремело, сверлило, шипело, кряхтело, визжало, пищало, кричало, ломалось, падало, бумкало, лязгало, жужжало, воняло, сыпалось и пачкало без перерывов последующие три года. За это время были снесены три здания и построены четыре, перекрашены два главных корпуса, поменяна вся мебель, разбит новый сад и обустроен новенький спортзал. Мы, однако, не могли насладиться всеми этими благами: ученики практически все время проводили во временных маленьких железных коробках, для собственной же безопасности. За это время нетронутым осталось только одно место на всей территории: концертный зал. Именно в нем, старом и обшарпанном, мы справляли свой выпускной, с завистью поглядывая на блестященькие разноцветные корпуса, манящие своей чистотой и новизной. Они были, увы, уже не для нас. Я приехала туда через год, просто навестить, - это прекрасная школа. Я бы хотела учиться в такой. Но поздно.
Наконец, мы перехали в Майнц. Первым, что я помню, и что мы увидели, въехав в город, были леса на главной башне тысячелетнего кафедрального собора, известного во всем мире. Уже тогда я поняла, что надеяться не на что. За четыре года, что мы здесь живем, в непосредственной близости от нас успели: снести дом и возвести на его месте новый (соседский), снести старый комплекс и построить новый торговый центр (напротив), возвести новый жилой комплекс (возле заднего двора), вырыть Вечный Котлован (метрах в двухста), и раз пятнадцать переложить трамвайные пути (под окнами). Пару дней назад на соседней улице, в зоне слышимости, появился огромный билборд – будут проводить капремонт в старом общежитии. Пока капремонт в общежитии не начался, нас развлекают концертами перфоратора и молотов прямо в родном подъезде, вот уже три недели, всегда, почему-то, часов с семи утра.
В моей жизни было четыре месяца Без Ремонта. Всего четыре. В Эдинбурге. Ну, если не считать краткосрочного ремонта с недельку в здании нашего офиса, в котором ремонт не проводили, наверное, с позапрошлого века, пары залов с Замке Стерлинга, закрытых на реконструкцию, и перестраивающегося хранилища в Национальной Библиотеке, из-за чего поиски манускриптов занимали неприлично много времени. Но в целом, в целом, это были месяцы Без Ремонта. Благодать. Как мало, как поразительно мало порой человеку нужно для счастья.
Стучат, суки. Стучат.