nel6 | Тот самый другой Гамлет.

На самом деле, я не собиралась писать никакого поста, я просто хотела в кои-то веки повторить то, что мне самой говорили не раз: "Вы так точно расписали мои мысли!". И дать ссылку на пост. В конце концов, имею я право профилонить? Тем более, что там действительно очень красиво и ясно написаны многие из моих мыслей по поводу этой постановки, чудно сформулированы, кратко и емко, как я не умею. Другими словами, я могу только ППКС. Но, разумеется, меня тут же поймали на слове, и, в общем, вместо того, чтобы дочитывать детективный роман госпожи Роулинг под непроизносимым псевдонимом, я провела вечер в погружении в Дорановского Шекспира. Хотя я неправильно расставила акценты: "Гамлета" мне безумно захотелось пересмотреть после вышеупопянутого поста, поэтому детектив и так был обречен. Короче, неважно. Важно другое: это по сути своей некий пост-дополнение, потому что я действительно разделяю точку зрения автора поста, и не буду повторять то, что написано там. А опишу сугубо свои эмоции, ведь этот Гамлет неизменно вызывает эмоции.
Память о "Гамлете" в Барбикане еще очень свежа, и поэтому сравнение в уме было неизбежно. Интересно, например, то, что раньше Гамлет Теннанта казался мне куда более экспрессивным и бурным. Теперь же, после сотни сошедших с Бенедикта потов в неравной борьбе за хоть какой-то смысл в постановке, Гамлет Теннанта показался мне куда более тихим. Забавный эффект. А еще интересно сравнивать подход режиссеров. Вроде бы, у Дорана тоже современье. Вроде бы, у него тоже в некотором роде тоталитарное государство - камеры наблюдения выполняют роль Большого Брата. И в то же время, если у Тернер все нарочито и напористо, у Дорана это скорее метафоры, чем временные или пространственные рамки. Да, этот Гамлет не носит панталоны и стреляет из пистолета, но при этом он совершенно безвременный - не в том смысле, что его нельзя определить в какой-то исторический период (можно как минимум утверждать, что это 20 или 21 век), а в том, что эти маркеры служат исключительно цели сделать действие более текучим и универсальным. В конце концов, панталоны и шпаги тоже крайне ограничивают пьесу. Она шире этого, глубже, больше. "Гамлет" - одно из самых философски абстрактных произведений в литературе. Это условная страна Дания, условная семья, условная ситуация. Даже принадлежность героев к знати условна - не писали во времена Шекспира о простом люде. Однако трагедия здесь не в том, что Гамлет - принц. Это опять-таки скорее метафора, чем корень зла. Страдания, что испытывает Гамлет, его мысли, его чувства, его метания вполне доступны не-принцам. Конечно, некая иерархия персонажей прослеживается очень четко, и ее важно соблюдать, но для этого совершенно необязательно надевать на короля шубу из горностая. "Гамлет" не историческая пьеса. Это трагедия. Трагедия всегда абстрактна. И Доран, перенося действо в современность, не "адаптировал" пьесу, но напротив, лишь отвлек внимание зрителя от ненужной фиксации на времени и пространстве. В то время как Тернер ровно напротив всеми силами направила внимание зрителя именно на адаптацию пьесы, тем самым сильно навредив Шекспиру. Доран же влюблен в Шекспира. Он не борется с ним, он не пытается протолкнуть "свое прочтение" или "свою интерпретацию". Понимаете... каким бы прекрасным ни был режиссер, но лично меня его прочтение и интерпретация волнуют куда меньше Шекспира. Я вообще не люблю, когда овлекают от главного - от слов в устах актера. Доран же, несмотря на то, что его сцену совсем не назовешь голой, делает главный акцент именно на словах, на тексте, на игре актеров. И тем самым он ставит Шекспира. Не свои фантазии на тему, а именно Шекспира, именно текст, то, что написано. Я не говорю, что это обязательно правильно. Но так мне ближе.

Это медленная постановка. Очень, очень размеренная. Доран любит Шекспира, а поэтому прекрасно понимает, что лучше вырезать больше текста, но как следует поработать с остатком, чем оставить больше текста, но в итоге не проработать ничего. Актеры никуда не спешат, как не спешит и оператор. Нам дали услышать текст, услышать каждое слово. Не угадывать по памяти, не выцепливать самое главное, а именно прочувствовать каждую фразу. И это потрясающе, потому что создается бесценный эффект, словно эти слова рождаются прямо здесь и сейчас. Они новые, а не написанные 400 лет назад. В "Ричарде Втором" Дорана достигнут тот же эффект - возьмите хоть знаменитый монолог Гонта про Англию. Каждый британский школьник знает его наизусть. Однако это так проговорено, что не возникает ни малейшего сомнения - умирающий старик действительно провидец, и слова эти рождаются в его устах словно и без его воли, словно он сам поражен ими. И поэтому они достигают цели - ты сидишь и слушаешь как завороженный, и перед глазами у тебя встают картины. Время. Вот, что Доран дает своим актерам. Это бесценно. Легкость текста "Гамлета" в этой постановке потрясает. Я упиваюсь тем, как они произносят этот текст - это совершенно живая речь. Не архаическая, не сложная, не запутанная. Да, это речь очень образованных людей, да, она поэтична. Но она жива и дышит, и ничем она не напоминает речь письменную.
Я очень люблю здесь все актерские работы. Даже Офелия меня почти не раздражает, потому что между ней и Гамлетом в кои-то веки действительно присутствует связь, причем в том числе и физическая, и в их отношения можно поверить. Здесь мой любимейший Полоний. Ах какой здесь Полоний! Это и комическая, и трагическая фигура. Это Шекспировский гений - подмечать и точно передавать малейшие нюансы человеческой психологии. Пожилой человек, чей ум явственно слабеет, отчаянно цепляющийся за свое место советника, но теряющий хватку, все чаще спотыкающийся всем на потеху, слеповатый, более не уверенный в себе, но маскирующий это за бравадой, списком универсальных советов и обилием слов. В нем грусть, в нем одиночество, в нем страх. И все это сквозь откровенную комичность - он смешной. Смешной. И почти - почти - "смешон". Оливер Форд Дэйвис, столь блестящий и в "Ричарде" в роли Йорка, передает все эти нюансы с пугающей достоверностью. Он веселит, но вызывает глубокую жалость при этом. Он чудесен.
Здесь поразительная Гертруда. Настоящая королева, статная и достойная, но при этом глубоко измученная женщина, жена и мать, разорванная изнутри, подозревающая слишком многое, напуганная, но не смеющая показать этого, мечущаяся между безумным сыном и столь пугающе ласковым мужем, и медленно сходящая с ума. Сколь сильна сцена убийства Полония! Сколько там любви между ней и Гамлетом, настоящей любви между матерью и сыном, природной, интуитивной, инстинктивной, этой бешеной тяги друг к другу вопреки всему просто потому, что в жилах течет одна кровь; сколько там боли и отчаяния, сколько непонимания, сколько страха за него, да и за себя тоже, и как она сама срывается в истерику, осознавая всю безвыходность ситуации. Эта Гертруда прекрасно понимает, что пьет яд, хватая кубок. Она делает это осознанно, она совершает самоубийство, не в состоянии смириться с тем, что ее муж попытался убить ее сына - она все сделала неправильно в жизни, и для нее нет спасения. Как это сыграно!
Про Патрика Стюарта даже говорить смешно. Доран говорил, что Стюарт сам попросил его дать ему роль Клавдия. И я его понимаю. Как я говорила, это старый Макбет. Это сложная и глубокая роль, роль человека жестокого, упрямого, идущего напролом к своей цели, но при этом гнобимого страхом и совестью. Мы очень мало знаем об отношениях Гертруды и ее первого мужа, и то только со слов Гамлета, который неприкрыто идеализирует отца. Здесь отец Гамлета показан как властный и грозный человек, подминающий всех под свою волю и даже своего сына возлагающий на алтарь своего эго. Так ли виновата Гертруда? Так ли однозначен поступок Клавдия? Шекспир не дает ответов, не дает их специально, потому что в этой запутанности и лежит вся суть трагедии. Здесь нет белый и черных, и даже Клавдий, сколько бы Гамлет ни называл его злодеем, фигура куда более сложная. Клавдий Стюарта великолепен. Он мягок и ласков достаточно для того, чтобы поверить в то, что Гертруда влюблена в него, но за этой внешней оболочкой скрывается жесткий и страшный человек, отравленный изнутри собственными действиями и не могущий повернуть назад. По сути, он обречен, и сцена молитвы это прекрасно показывает. Неважно, как долго он просидит на троне, он мертвец, подписавший себе смертный приговор и идущий прямо в пекло - и он знает это. Ему уже нечего терять.
Здесь на удивление проникновенный Горацио - оказывается, текста у него вполне достаточно, чтобы показать настоящую преданность и дружбу. Он здесь не просто выполняет технические задачи сюжета - чтоб Гамлету было, с кем поговорить, чтоб письма принести, да все такое прочее. Здесь его персонаж несет эмоциональный заряд, ему сопереживаешь, и, к тому же, он приближает Гамлета к зрителю. Через него зритель получает возможность прикоснуться к принцу, к его кровоточащей душе, потому что именно перед Горацио Гамлет обнажается - уходит напускное безумие, пьянящая ярость, слепящая страсть, остается молодой мужчина, чей мир рухнул в одночасье, и который решительно не знает, как с этим жить.
Похвалить можно каждую роль, от бродячего актера, с таким чувством декламирующего текст несуществующей трагедии, что впору плакать, до бесподобного Орсика (тот самый Альфрид, да-да) в гомерически смешной сцене перед дуэлью. И в центре всего этого Гамлет, такой смелый, такой неоднозначный, такой искренний, и такой упрямо не "чудесный парень в сложной жизненной ситуации". Гамлет Теннанта не хороший парень. Более того, он, скорей всего, никогда хорошим парнем не был. Он замороченный, сложный и подозрительный. Страстный и яростный, и в то же время разрываемый сомнениями. Он обречен, и он знает это. Он не философствует на "быть или не быть", вот ни разу - для него это очень конкретный, насущный вопрос, он действительно размышляет о смерти как о возможности. Это не заученная речь, но бегущий поток совершенно безрадостных мыслей, тихий и горький, без пафоса и крика, но с таким глубинным отчаянием, что внезапно ловишь себя на мысли "а может, не быть ему и правда легче?". И когда он задает вопрос "не трус ли я?", он и правда задумывается, и правда испытывает ненависть и презрение к себе, к своей неуверенности, к своим метаниям. Он слишком умен для этой ситуации. Вот уж и правда "горе от ума". Это не то, что обычно говорят о Гамлете, но трагедия его именно в этом - он слишком думающий человек. И Теннант показал рождение каждой этой мысли прямо в кадре. Он прямо в кадре осознает и прозревает, словно и не знает наизусть никакого текста. Он не готовит себя и зрителя к Очень Важной Фразе - она рождается спонтанно, и бьет от этого прямо по голове, да наотмашь. Потому что ты думаешь вместе с ним, хоть и знаешь текст наизусть. Ты неизбежно думаешь вместе с ним.
Вряд ли этого Гамлета можно любить. Любят обычно Гамлетов-жертв. Этот не жертва. Он жертва обстоятельств, но не более того. Он жесток и безжалостен, он смертник, он готов спалить весь мир до тла. Он ироничен, язвителен и комичен, и опасен как лезвие бритвы. Он параноидален и взрывоопасен. При этом он поразительно уязвим и раним, и каждое предательство со стороны бывших друзей или семьи причиняет ему совершенно ощутимую зрителем адскую боль. Он мыслитель и поэт со всеми вытекающими. Но что самое ценное и самое сложное, он чудовищно хороший актер. Настолько, что невозможно однозначно ответить на вопрос, безумен ли он на самом деле. И оттого он пугающ, ведь непонятно, чем на самом деле являются его тихие моменты размышлений, настоящей искренностью или минутным просветлением. Ясно здесь одно - он преднамеренно идет к смерти. И от этого становится очень больно, ведь в нем столько жизни.
Я уже писала про Ричарда, что Теннант не пытался сделать его приятным или положительным. Это, как я понимаю, вообще не его подход. Даже его Доктор совершенно не пытается всем понравиться. Теннант не поливает своих героев сладким сиропом - вы будете беситься на Харди сквозь слезы, будете адски бояться доброго Доктора, будете сжирать себя за чувство вины от того, что Алан вызывает в вас брезгливость. Своего Гамлета он тоже не захотел делать хорошим парнем, над которым так приятно убиваться. Вместо этого он обнажил всю глубину философии этого невероятного текста. К хорошему парню так не прислушиваешься, ему просто сопереживаешь и все на этом. К этому Гамлету не прислушаться невозможно - он держит в таком напряжении, что каждое его слово ударяет под дых. А не для этого ли стоит ставить Шекспира? Эту постановку очень тяжело смотреть. Но именно поэтому ее смотреть и нужно. Это "Гамлет", в конце концов. Если просмотр "Гамлета" не изменил что-то в вас, даже на сотый просмотр в вашей жизни, если он не навалился на вас всей тяжестью глобальных вопросов бытия, если он не заставил вас задуматься о вечном, если после него вы выдохнули легко и свободно, получив именно то, что вам комфортно, - значит, это просто очень хреновая постановка.

Flat | Top-Level Comments Only

From:

silbern-drachen.livejournal.com

Меня восхищает у Теннанта эта способность присваивать текст, особенно в случае Шекспира. Мысли Гамлета, остроты Бенедикта, метафоры Ричарда - всё это звучит родившимся только что непосредственно у него в голове.
И отсутствие потребности в роли нравиться.

А ещё в этой постановке потрясающая последняя сцена. Сознательно пьющая яд Гертруда. Напрасно зовущий на помощь Клавдий. Не убивающий его Гамлет. Вот это для меня было особенно важно: никакого пыряния рапирой или вливания яда силком. Оба образа от этого выигрывают.

From:

Тот самый другой Гамлет.

Page Summary

Style Credit

Expand Cut Tags