Камберсерия: "Искупление"
Jul. 19th, 2014 11:51 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nel6Наверное, на данном этапе нужно прояснить одну простую вещь: я начала Камберсерию не потому, что люблю актера Камбербэтча - а я его люблю, причем глубоко и как-то душевно. Я люблю актера Камбербэтча потому, что завести такую серию имело смысл. И дело тут далеко не только в его актерской игре - она имеет принципиальное значение в некоторых фильмах, но в других, особенно если его роль маленькая, ее значимость уходит на второй план, на самом деле. Дело тут в том, что мистер Камбербэтч умеет выбирать кино. Или лучше сказать, проекты. Кино, театральные постановки, радио-спектакли, нарратив даже. За время ознакомления с его материалом я успела открыть для себя многие вещи, или же углубить свои познания в других вещах. Пересмотреть многие взгляды на жизнь, мир и искусство. Познакомиться с книгами, феноменами и культурными слоями. Потому что вместо того, чтобы сниматься во всяких Трансформерах и зарабатывать бабло, он один за другим выбирал проекты, заставляющие человека делать страшную вещь - думать. Практически все его фильмы имеют ценность сами по себе, и имели бы, если бы в них снялся кто-то другой. Да, сместились бы акценты, да, персонажи были бы другими, и, вероятно, менее пробирающими, но сами по себе фильмы продолжали бы быть фильмами, которые заставляют думать. При этом, однако, это не снобисткие фильмы. Не арт-хаус, не "кино не для всех". Я искренне считаю, что вся эта истерия вокруг Бенедикта под названием "актер для умных женщин"... неуместна. И не только потому, что он еще актер и для умных мужчин. А потому, что он актер, который выбирает фильмы, доступные всем. Способные тронуть всех и каждого в отдельности. Возможно, на разных уровнях. Как было с тем пресловутым постмодернизмом. Понимаете, всякие теории и аллюзии - это все клево и забавно для тех, кто в этом шарит, но не они делают книгу или фильм достойными внимания. Внимания достойны те книги и фильмы, которые способны вызвать поток чувств, эмоций и мыслей - а я уже выросла из того возраста, когда людей тянет разделять эмоции и рацио, словно это разные оперы, - у каждого, в том числе и у тех, кто "не шарит". Я не люблю интеллектуальный снобизм, я считаю его проявлением глупости. Так вот его проекты не страдают этой подлой заразой. Нет, я не утверждаю, что они понравятся всем, конечно, нет. Вкусовые предпочтения никто не отменял. Я утверждаю лишь, что фильмы, которые я буду обсуждать в Камберсерии (возможно, за редким исключением, о чем я не премину сообщить), достойны того, чтобы вы потратили на них свое время. Это просто хорошее кино. Хорошее кино может нравиться, и может не нравиться, но этот факт не отменяет того, что оно хорошее.
Все это я говорю к тому, что я не буду здесь вас завлекать, а посмотрите этот фильм потому что, а потом сто раз предупреждать, что под катом спойлеры. Я просто сразу определяю направление: я говорю здесь о фильмах без мыслей о спойлерах, поэтому да, под катом они всегда будут. И если вы не видели этот фильм, прежде чем лезть под кат - или же пролистывать пост, - я рекомендую вам посмотреть его по умолчанию. Это мое личное мнение, естественно. Но вы его теперь знаете.
"История может иметь продолжение".
В свое время роман Иана Макьюэна "Искупление" прошел мимо меня. Я знала о нем, слышала, но не читала. К большому сожалению, нельзя прочесть все (к примеру, я, человек, изучающий британскую литературу, до сих пор не прочла ни единой строчки Томаса Харди. Я обещаю исправиться в ближайшее время.) Поэтому фильм для меня не был проспойлен - другими словами, я до самого конца не знала ключевой развязки. Уверена, что это повлияло на мое восприятие фильма - я рыдала над концовкой, и теперь рыдаю над ней всякий раз. Возможно, знай я заранее, такой реакции не было бы. Это неизбежная дилемма фильмов, снятых по книгам: войти в реку можно только один раз. Либо посмотрев, либо прочитав, но второе неизбежно утратит огромную долю своей прелести. После фильма я успела прочесть роман, или прочесть его "почти полностью" - я опустила скитания Робби по тюрьмам и полям боев. Конечно, книга всегда лучше фильма... И, разумеется, книга утратила свой козырь из-за того, что я уже знала концовку. Но в принципе, я не жалею, что фильм я посмотрела раньше прочтения романа. Я считаю его очень удачной экранизацией (которая во многом придает краски несколько бледноватому, на мой вкус, повествованию. Другими словами, стиль Макьюэна меня не убедил.) Я практически не буду ссылаться на книгу в этом посте - кроме одной очень конкретной сцены, в которой режиссер принял определенное важное решение, - однако по сути истории не так уж разнятся, так что можно сказать, что в некотором роде я говорю и о книге.
О чем же это кино? Я люблю Википедию, она всегда дает четкие ответы на такие вопросы. Военная драма. Значит, фильм о войне. К сожалению, или к счастью, жизнь, обычно, куда сложнее Википедии. Да, это военная драма, безусловно. Вторая треть фильма является военной драммой. Но можно ли сказать, что фильм о войне? Лишь отчасти. О любви, предательстве, глупости и мелочности? Сексуальном воспитании, насилии, феминизме? Классовости? Чувстве вины и ее искуплении? Да, все это тоже в некотором роде затронуто и достойно всяческого внимания. Но это не все. Однако обо всем по порядку.
Как я уже отметила, фильм разделен на три части (разной длины). Всем, кто имеет ДВД и понимает по-английски, я настоятельно советую послушать комментарии Джо Райта, наложенные поверх картинки. Он там очень много и подробно говорит о стилистике и символизме, и это действительно интересно (в большой мере потому, что Райт очень думающий и ОЧЕНЬ самокритичный человек, судя по этому комментарию). Фильм разделен, разумеется, и временными отрезками - 1935, 1940, 1999, - и содержанием, и визуализацией. Вообще, надо обязательно отметить тот факт, что это красивый фильм. Безумно эстетичный. Порой эстетичный настолько, что это кажется абсурдным. Это пиршество для глаз (а благодаря божественной музыке, и для ушей тоже): красивейший старинный дом, удивительная природа, орнаменты, платья, "почти китч" (Райт) в первой трети; жесткость линий и красота уродства, хаоса и безумия войны на фоне потрясающих ландшафтов и всегда сводящих с ума кадров Довера второй трети (и здесь я не могу не отметить секцию в Данкерке, пять минут непрерывной съемки, поразительная работа операторов, актеров и статистов, сцена, определенно вошедшая в анналы кинематографического искусства); и беспощадный минимализм последней трети - чернота и лицо великолепной Редгрейв. И я даже не буду поминать Киру Найтли и Джеймса МакЭвоя, которые здесь словно сошли с картины. Это поэзия кино. Здесь каждый кадр не случаен, и каждый кадр наполнен жаждой эстетики. Однако же это не любование ради любования - на мой взгляд, эта эстетика несет в себе очень конкретный смысл и символизм, принципиально важный для понимая того, "о чем этот фильм".
Первую часть можно охарактеризовать как семейную драму. Мы попадаем в дом женщин: мы не видим отца семейства, старший брат лишь визитер в этой семье, и даже родители гостивших кузенов не присутствуют. У нас есть занятая исключительно собой и своей головной болью мама - горделивая и узколобая аристократичная дама, - старшая дочь Сисилия, младшая Брайони, и пубертатная кузина Лола. Все три девочки находятся уже в том возрасте, когда тема секса (и, если хотите, любви, влюбленностей и в принципе мужчины) откровенно будоражит. Совершенно очевидно, что круг общения у них крайне ограничен, а соответственно, и возможностей раскрывать себя и свою чувственность практически нет. Ничего удивительного, что пара случайностей за один день вдребезги разбила эту хрупкую субстанцию.
В книге четко обозначено, что Сисилия "смотрела много фильмов, но это было не то, совсем не то" (Макьюэн, цитата по памяти, вторая сцена в библиотеке). Я не хочу сказать, что Сисилия влюбляется в того, кто "под рукой", но на самом деле в некотором роде так оно и есть. Разумеется, такая связь с сыном дворецкого, дойди эта информация до матери, была бы осуждена даже без ужасных событий. Думаю, порывистую, взбалмошною и утонувшую в своих иллюзиях Сисилию это только подстегивало. Да и Робби, на самом деле, отличный парень, с чего бы не влюбиться. О последствиях она определенно не думает, собственно, как и сам Робби - мечтательный и мягкий. Разыгрывающаяся ситуация с дурацким письмом с жутко неприличным словом довольно забавна, и была бы совершенно безобидна, если бы не замороченная, подозрительная и слишком много думающая - и при этом далеко не очень умная - Брайони. Она еще в том возрасте, когда ребенок ничего не понимает, но искренне считает, что понимает. Однако изначальная проблема не в том, что она неправильно читает знаки. Проблема в том, что в свое время она была влюбленна в Робби. Конечно, она совершенно не осознает свою ревность - причем как Робби к сестре, так и сестры к Робби. Ей не нужно осознавать. Я даже не думаю, что в ее действиях есть что-то от мести. Просто глубоко внутри она страшно обижена на Робби, а значит, он априори плохой, и априори виновен во всем. Глупость, мнительность и мелочность, помноженные на полное непонимание ситуации, делают свое дело.
А краеугольным камнем оказалась, конечно, Лола. Лола уже не ребенок, она подросток, уже осознавший себя юной женщиной. Ей уже чего-то смутно хочется, но она еще слишком глупа и наивна, чтобы отдавать себе отчет в том, чего именно. Она кажется себе жутко взрослой, особенно на фоне младших братьев, и ей кажется, что с появившимся из-ниоткуда Маршаллом она практически на равных. И ей нравятся его туфли. Уверена, что через это все девочки проходят, по крайней мере, по себе я это прекрасно помню: в ее возрасте мне тоже нравились "туфли" - любой условный атрибут мужчины, когда понимания, что интерес именно к мужчине, еще нет, а сам интерес уже есть. И тогда начинают нравиться туфли, кепки, велики, тачки и прочая ерунда. На самом же деле ее будоражит его уверенность в себе, его ощутимая всей кожей ленивая опасность, да и вообще сам факт, что он взрослый мужчина, с которыми она явно крайне редко общается, если только они не члены семьи. А еще ей льстит его внимание - она еще не понимает, какого рода это внимание, но уже ощущает его всей кожей. Сцена в детской - единственная сцена, где и Маршалл, и Лола в центре всеобщего внимания - совершенно великолепна. За пару минут они разыгрывают целую историю соблазнения (неумелое и подсознательное соблазнение его, и лениво-выверенное, опытное соблазнение ее), ловушки и попадения в нее жертвы. Ирония сцены в том, что зритель со стороны совершенно четко - по взглядам, интонациям, выбору слов - понимает, что произойдет дальше, но Лола не понимает ничего. Пока что. Если я правильно читаю фильм, она знает, что ее изнасиловал не Робби. Но она находится в ситуации, когда она не может указать на своего обидчика - где-то в голове у нее уже щелкнуло, что они как бы в одной лодке с ним: интерес у нее был, да и "жертва всегда сама виновата". То, что они потом женятся, довольно показательно. Она так и не выбралась из ловушки, а Маршалл получил не только девочку, но и, что куда важнее для него, доступ в верхние слои английского общества, что дало ему возможность продвинуть свои миллионы как надо.
Так что делать с юными девочками и сексуальным воспитанием? Авторы определенно задают этот вопрос, причем на нескольких уровнях. То, что нельзя вести себя, как мамаша Сесилии и Брайони, очевидно. Но как выдержать этот баланс между не рассказать лишнего, и рассказать все нужное? И как добиться того, чтобы девочки в том нежном возрасте, когда они уже чувствуют, но еще не думают, а значит, принципиально уязвимы, могли защитить себя? На эти вопросы история ответа, разумеется, не дает. Она идет дальше и раскрывает другую фундаментальную проблему (и поверьте, далеко не такую уж устаревшую) - проблему классовости. Робби семья знала практически всю его жизнь, Маршалла - полдня. Но никто - причем включая самого Робби - даже не предположил вероятности того, что богатый американский гость мог оказаться чудовищем. Проблема не в том, что Брайони указала на Робби. Проблема в том, что укажи она на Маршалла, ей не поверили бы - "ребенок, мало ли, что ей почудилось". По сути, полиция и семья выбирали только между двумя подозреваемыми - Робби и садовником. Показания Брайони лишь спасли садовника. Нам сейчас может показаться, что это уже в прошлом (постсоветсткая система взяточничества и кумовства работает несколько иначе), но я вам скажу совершенно прямо: если в подозреваемых будут ходить белый и черный, подумают на черного. Робби пять лет верил в то, что ему удасться отмыть свое имя, и даже сама Брайони, повзрослев и поумнев, была готова сделать все для этого, но даже в этом случае классовость сыграла свою роль: аристократическая семья, заполучившая в свои ряды богатого американского мужа Лолы, и не подумала бы копаться в ситуации заново. По сути, вопрос о том, кто именно изнасиловал Лолу, изначально не имел никакого значения. Важно было только то, кого можно обвинить без ущерба для себя. Робби оказался идеальным кандидатом.
Вторая часть фильма посвящена Второй Мировой - точнее, первым месяцам, - и иллюстрирует с одной стороны эвакуацию в Данкерке, а с другой - героизм женщин, работавших в госпиталях. Однако в сердцевине истории вовсе не война, а взросление и становление автора Брайони. И именно здесь начинает вырисовываться главная и центральная тема фильма. Брайони писала и в детстве, но писала какие-то фантазии. Здесь же она открывает для себя возможность признания и искупления своей ошибки через написание романа. Она слаба, она труслива, и она не готова встретиться с сестрой, но она придумывает для себя лазейку, спасение - уравнение. "Я дала им жизнь и счастье, но я не пошла до конца, я не даровала себе их прощение. Это было бы слишком" (Макьюэн, цитата по памяти, последняя глава). Она пишет бесконечно красивый роман - и бесконечно красивый фильм, - и за этой красотой - чрезмерной, абсурдной, фальшивой, - она прячет правду. Она придумывает альтернативную реальность, в которой не сняла с себя ответсвенности, но дала себе шанс - себе, не им. Шанс на жизнь без вины. Думаю, одного взгляда в глаза старой Брайони, одной строчки последней главы достаточно для того, чтобы понять - она не смогла обмануть себя.
Имеет ли писатель моральное право менять историю? Сейчас это сплошь и рядом, от высокой литературы до малолетнего фанфикшена, написанного чтоб почесать себе любимые места. Правда ведь, писатель же додумывает, приукрашивает... Почему нет? Почему не убить живого и не воскресить мертвого на страницах книги? Как говорит Брайони, обсуждая настоящую концовку истории ее сестры и Робби, "какой смысл, какую надежду, какое удовлетворение такой конец дал бы читателю?" (Макьюэн, и фильм). Конечно, это роман Макьюэна, и он нас, читателей, не пожалел так. Но если представить себе, что "Искупление" - роман Брайони Таллис - существовал по-настоящему, и был с таким "счастливым" концом?
Я думаю, это один из фундаментальных вопросов литературы в частности, и искусства в целом, всех людей, кто так или иначе работает с иллюзиями. Рассказывает истории. Что же нам, рассказывать лишь выдуманные истории? Менять имена? Или же всегда, всегда говорить только правду и ничего кроме правды? Я думаю, тут каждый находит ответ для себя, соразмерный их совести и их представлениям о морали. Я могу сказать только за себя. Жизнь - всегда выше искусства. И если искусство берется за настоящую жизнь, за настоящих людей, оно обязано говорить правду. Брайони думает, или "ей хочется думать" (Макьюэн, и фильм), что она подарила счастье Сисилии и Робби, но на самом деле она отобрала у них то последнее, что у них оставалось: их горе, их право на правду, их могилы. А значит, "смысл, надежду, удовлетворение".
В последней главе книги - "1999" - жизнь Брайони не такая, как в фильме. В книге она празднует свой 77-ой день рождения в кругу семьи и друзей. Она социализированна, ее любят. Она сломлена виной и утратила силы жить. Она рада болезни. Райт намеренно отступил от этой линии, и сделал последнюю сцену еще страшнее. Его Брайони бесконечно одинока, и уже в больничной одежде. В ее мире есть только зеркало, камера и журналист. И есть ее роман - попытка искупить вину, которую она сама же осознанно провалила. Есть вещи, которые сложнее и больше всего, даже искренне дарованного прощения. Смерть, например. Иногда ложь. Иногда предательство. Имеем ли мы - мы все, не только ходожник (в широком смысле этого слова) право пытаться рассказать историю о такой вещи иначе? И может ли такая альтернативная история принести пользу хоть нам самим? А может, лучше просто признать?
Макьюэн и Райт дали однозначный ответ. Я с ним согласна. Но, к сожалению или к счастью, жизнь обычно куда сложнее, чем Википедия...
Все это я говорю к тому, что я не буду здесь вас завлекать, а посмотрите этот фильм потому что, а потом сто раз предупреждать, что под катом спойлеры. Я просто сразу определяю направление: я говорю здесь о фильмах без мыслей о спойлерах, поэтому да, под катом они всегда будут. И если вы не видели этот фильм, прежде чем лезть под кат - или же пролистывать пост, - я рекомендую вам посмотреть его по умолчанию. Это мое личное мнение, естественно. Но вы его теперь знаете.
"История может иметь продолжение".
О чем же это кино? Я люблю Википедию, она всегда дает четкие ответы на такие вопросы. Военная драма. Значит, фильм о войне. К сожалению, или к счастью, жизнь, обычно, куда сложнее Википедии. Да, это военная драма, безусловно. Вторая треть фильма является военной драммой. Но можно ли сказать, что фильм о войне? Лишь отчасти. О любви, предательстве, глупости и мелочности? Сексуальном воспитании, насилии, феминизме? Классовости? Чувстве вины и ее искуплении? Да, все это тоже в некотором роде затронуто и достойно всяческого внимания. Но это не все. Однако обо всем по порядку.
Как я уже отметила, фильм разделен на три части (разной длины). Всем, кто имеет ДВД и понимает по-английски, я настоятельно советую послушать комментарии Джо Райта, наложенные поверх картинки. Он там очень много и подробно говорит о стилистике и символизме, и это действительно интересно (в большой мере потому, что Райт очень думающий и ОЧЕНЬ самокритичный человек, судя по этому комментарию). Фильм разделен, разумеется, и временными отрезками - 1935, 1940, 1999, - и содержанием, и визуализацией. Вообще, надо обязательно отметить тот факт, что это красивый фильм. Безумно эстетичный. Порой эстетичный настолько, что это кажется абсурдным. Это пиршество для глаз (а благодаря божественной музыке, и для ушей тоже): красивейший старинный дом, удивительная природа, орнаменты, платья, "почти китч" (Райт) в первой трети; жесткость линий и красота уродства, хаоса и безумия войны на фоне потрясающих ландшафтов и всегда сводящих с ума кадров Довера второй трети (и здесь я не могу не отметить секцию в Данкерке, пять минут непрерывной съемки, поразительная работа операторов, актеров и статистов, сцена, определенно вошедшая в анналы кинематографического искусства); и беспощадный минимализм последней трети - чернота и лицо великолепной Редгрейв. И я даже не буду поминать Киру Найтли и Джеймса МакЭвоя, которые здесь словно сошли с картины. Это поэзия кино. Здесь каждый кадр не случаен, и каждый кадр наполнен жаждой эстетики. Однако же это не любование ради любования - на мой взгляд, эта эстетика несет в себе очень конкретный смысл и символизм, принципиально важный для понимая того, "о чем этот фильм".
Первую часть можно охарактеризовать как семейную драму. Мы попадаем в дом женщин: мы не видим отца семейства, старший брат лишь визитер в этой семье, и даже родители гостивших кузенов не присутствуют. У нас есть занятая исключительно собой и своей головной болью мама - горделивая и узколобая аристократичная дама, - старшая дочь Сисилия, младшая Брайони, и пубертатная кузина Лола. Все три девочки находятся уже в том возрасте, когда тема секса (и, если хотите, любви, влюбленностей и в принципе мужчины) откровенно будоражит. Совершенно очевидно, что круг общения у них крайне ограничен, а соответственно, и возможностей раскрывать себя и свою чувственность практически нет. Ничего удивительного, что пара случайностей за один день вдребезги разбила эту хрупкую субстанцию.
В книге четко обозначено, что Сисилия "смотрела много фильмов, но это было не то, совсем не то" (Макьюэн, цитата по памяти, вторая сцена в библиотеке). Я не хочу сказать, что Сисилия влюбляется в того, кто "под рукой", но на самом деле в некотором роде так оно и есть. Разумеется, такая связь с сыном дворецкого, дойди эта информация до матери, была бы осуждена даже без ужасных событий. Думаю, порывистую, взбалмошною и утонувшую в своих иллюзиях Сисилию это только подстегивало. Да и Робби, на самом деле, отличный парень, с чего бы не влюбиться. О последствиях она определенно не думает, собственно, как и сам Робби - мечтательный и мягкий. Разыгрывающаяся ситуация с дурацким письмом с жутко неприличным словом довольно забавна, и была бы совершенно безобидна, если бы не замороченная, подозрительная и слишком много думающая - и при этом далеко не очень умная - Брайони. Она еще в том возрасте, когда ребенок ничего не понимает, но искренне считает, что понимает. Однако изначальная проблема не в том, что она неправильно читает знаки. Проблема в том, что в свое время она была влюбленна в Робби. Конечно, она совершенно не осознает свою ревность - причем как Робби к сестре, так и сестры к Робби. Ей не нужно осознавать. Я даже не думаю, что в ее действиях есть что-то от мести. Просто глубоко внутри она страшно обижена на Робби, а значит, он априори плохой, и априори виновен во всем. Глупость, мнительность и мелочность, помноженные на полное непонимание ситуации, делают свое дело.
А краеугольным камнем оказалась, конечно, Лола. Лола уже не ребенок, она подросток, уже осознавший себя юной женщиной. Ей уже чего-то смутно хочется, но она еще слишком глупа и наивна, чтобы отдавать себе отчет в том, чего именно. Она кажется себе жутко взрослой, особенно на фоне младших братьев, и ей кажется, что с появившимся из-ниоткуда Маршаллом она практически на равных. И ей нравятся его туфли. Уверена, что через это все девочки проходят, по крайней мере, по себе я это прекрасно помню: в ее возрасте мне тоже нравились "туфли" - любой условный атрибут мужчины, когда понимания, что интерес именно к мужчине, еще нет, а сам интерес уже есть. И тогда начинают нравиться туфли, кепки, велики, тачки и прочая ерунда. На самом же деле ее будоражит его уверенность в себе, его ощутимая всей кожей ленивая опасность, да и вообще сам факт, что он взрослый мужчина, с которыми она явно крайне редко общается, если только они не члены семьи. А еще ей льстит его внимание - она еще не понимает, какого рода это внимание, но уже ощущает его всей кожей. Сцена в детской - единственная сцена, где и Маршалл, и Лола в центре всеобщего внимания - совершенно великолепна. За пару минут они разыгрывают целую историю соблазнения (неумелое и подсознательное соблазнение его, и лениво-выверенное, опытное соблазнение ее), ловушки и попадения в нее жертвы. Ирония сцены в том, что зритель со стороны совершенно четко - по взглядам, интонациям, выбору слов - понимает, что произойдет дальше, но Лола не понимает ничего. Пока что. Если я правильно читаю фильм, она знает, что ее изнасиловал не Робби. Но она находится в ситуации, когда она не может указать на своего обидчика - где-то в голове у нее уже щелкнуло, что они как бы в одной лодке с ним: интерес у нее был, да и "жертва всегда сама виновата". То, что они потом женятся, довольно показательно. Она так и не выбралась из ловушки, а Маршалл получил не только девочку, но и, что куда важнее для него, доступ в верхние слои английского общества, что дало ему возможность продвинуть свои миллионы как надо.
Так что делать с юными девочками и сексуальным воспитанием? Авторы определенно задают этот вопрос, причем на нескольких уровнях. То, что нельзя вести себя, как мамаша Сесилии и Брайони, очевидно. Но как выдержать этот баланс между не рассказать лишнего, и рассказать все нужное? И как добиться того, чтобы девочки в том нежном возрасте, когда они уже чувствуют, но еще не думают, а значит, принципиально уязвимы, могли защитить себя? На эти вопросы история ответа, разумеется, не дает. Она идет дальше и раскрывает другую фундаментальную проблему (и поверьте, далеко не такую уж устаревшую) - проблему классовости. Робби семья знала практически всю его жизнь, Маршалла - полдня. Но никто - причем включая самого Робби - даже не предположил вероятности того, что богатый американский гость мог оказаться чудовищем. Проблема не в том, что Брайони указала на Робби. Проблема в том, что укажи она на Маршалла, ей не поверили бы - "ребенок, мало ли, что ей почудилось". По сути, полиция и семья выбирали только между двумя подозреваемыми - Робби и садовником. Показания Брайони лишь спасли садовника. Нам сейчас может показаться, что это уже в прошлом (постсоветсткая система взяточничества и кумовства работает несколько иначе), но я вам скажу совершенно прямо: если в подозреваемых будут ходить белый и черный, подумают на черного. Робби пять лет верил в то, что ему удасться отмыть свое имя, и даже сама Брайони, повзрослев и поумнев, была готова сделать все для этого, но даже в этом случае классовость сыграла свою роль: аристократическая семья, заполучившая в свои ряды богатого американского мужа Лолы, и не подумала бы копаться в ситуации заново. По сути, вопрос о том, кто именно изнасиловал Лолу, изначально не имел никакого значения. Важно было только то, кого можно обвинить без ущерба для себя. Робби оказался идеальным кандидатом.
Вторая часть фильма посвящена Второй Мировой - точнее, первым месяцам, - и иллюстрирует с одной стороны эвакуацию в Данкерке, а с другой - героизм женщин, работавших в госпиталях. Однако в сердцевине истории вовсе не война, а взросление и становление автора Брайони. И именно здесь начинает вырисовываться главная и центральная тема фильма. Брайони писала и в детстве, но писала какие-то фантазии. Здесь же она открывает для себя возможность признания и искупления своей ошибки через написание романа. Она слаба, она труслива, и она не готова встретиться с сестрой, но она придумывает для себя лазейку, спасение - уравнение. "Я дала им жизнь и счастье, но я не пошла до конца, я не даровала себе их прощение. Это было бы слишком" (Макьюэн, цитата по памяти, последняя глава). Она пишет бесконечно красивый роман - и бесконечно красивый фильм, - и за этой красотой - чрезмерной, абсурдной, фальшивой, - она прячет правду. Она придумывает альтернативную реальность, в которой не сняла с себя ответсвенности, но дала себе шанс - себе, не им. Шанс на жизнь без вины. Думаю, одного взгляда в глаза старой Брайони, одной строчки последней главы достаточно для того, чтобы понять - она не смогла обмануть себя.
Имеет ли писатель моральное право менять историю? Сейчас это сплошь и рядом, от высокой литературы до малолетнего фанфикшена, написанного чтоб почесать себе любимые места. Правда ведь, писатель же додумывает, приукрашивает... Почему нет? Почему не убить живого и не воскресить мертвого на страницах книги? Как говорит Брайони, обсуждая настоящую концовку истории ее сестры и Робби, "какой смысл, какую надежду, какое удовлетворение такой конец дал бы читателю?" (Макьюэн, и фильм). Конечно, это роман Макьюэна, и он нас, читателей, не пожалел так. Но если представить себе, что "Искупление" - роман Брайони Таллис - существовал по-настоящему, и был с таким "счастливым" концом?
Я думаю, это один из фундаментальных вопросов литературы в частности, и искусства в целом, всех людей, кто так или иначе работает с иллюзиями. Рассказывает истории. Что же нам, рассказывать лишь выдуманные истории? Менять имена? Или же всегда, всегда говорить только правду и ничего кроме правды? Я думаю, тут каждый находит ответ для себя, соразмерный их совести и их представлениям о морали. Я могу сказать только за себя. Жизнь - всегда выше искусства. И если искусство берется за настоящую жизнь, за настоящих людей, оно обязано говорить правду. Брайони думает, или "ей хочется думать" (Макьюэн, и фильм), что она подарила счастье Сисилии и Робби, но на самом деле она отобрала у них то последнее, что у них оставалось: их горе, их право на правду, их могилы. А значит, "смысл, надежду, удовлетворение".
В последней главе книги - "1999" - жизнь Брайони не такая, как в фильме. В книге она празднует свой 77-ой день рождения в кругу семьи и друзей. Она социализированна, ее любят. Она сломлена виной и утратила силы жить. Она рада болезни. Райт намеренно отступил от этой линии, и сделал последнюю сцену еще страшнее. Его Брайони бесконечно одинока, и уже в больничной одежде. В ее мире есть только зеркало, камера и журналист. И есть ее роман - попытка искупить вину, которую она сама же осознанно провалила. Есть вещи, которые сложнее и больше всего, даже искренне дарованного прощения. Смерть, например. Иногда ложь. Иногда предательство. Имеем ли мы - мы все, не только ходожник (в широком смысле этого слова) право пытаться рассказать историю о такой вещи иначе? И может ли такая альтернативная история принести пользу хоть нам самим? А может, лучше просто признать?
Макьюэн и Райт дали однозначный ответ. Я с ним согласна. Но, к сожалению или к счастью, жизнь обычно куда сложнее, чем Википедия...
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2014-07-21 10:20 am (UTC)Эертвой она была в любом случае, потому что категорически против позиции "она сама хотела" в случае малолетней девочки. Этим удобно пользоваться, но это все равно изнасилование. А вот идеей она воспользовалась, но не Маршалла покрыть, а себя - ей было страшно, что ее осудят, ей было страшно, что он ей понравился там в комнате, она всеми силами хотела скрыть это все... А тут такой подарок. Она и сделала-то только одно: промолчала. Манипулятор тут только один, и он один тут получает все, чего ему хотелось. И куча народу, которые из-за него пострадали, при этом его даже не обвиняя. А все потому, что у него были Туфли и Шоколадка.