Дэнни Бойл, "Франкенштейн".
Dec. 8th, 2013 12:32 amПоскольку Alisakea просила написать про спектакль, то я с удовольствием. По следам первого просмотра не писала, но, как оказалось, это было и к лучшему. Как я и подозревала, наш проф, вхожий в театральные круги, выцарапал себе какую-то совершенно дикую запись, по которой полностью оценить спектакль было крайне непросто. Позавчера же я сходила в кинотеатр, и разница, безусловно, разительна, хотя, конечно, ничто не сравнится с посещением театра. Но поскольку иметь возможность мотаться на спектакли в Лондон я буду еще не скоро, то спасибо, что можно хоть так.
Если коротко о проекте, то National Theatre, как и несколько других масштабных культурных заведений, подписал контракты с кинотеатрами по всему миру и теперь транслирует свои спектакли в прямом эфире, либо же предоставляет записи самых нашумевших постановок. Разумеется, не в каждом кинотеатре идут подобные представления, но все же поискать в своей близи такие крайне полезно: проект предоставляет возможность смотреть оперы, баллет, выступления симфонических оркестров и театральные постановки из лучших залов мира за умеренные деньги. Очень жаль, что Royal Shakespeare Company не устраивают таких трансляций, видимо, из-за прямой конкуренции с Национальным, но я верю, что за подобными проектами будущее, и рано или поздно все ведущие театры мира подключатся к этому делу. Прибыльно, чего уж.
Спектакль "Франкенштейн" был поставлен на сцене Национального Театра еще в 2011 году, однако прошел с таким фурором, что в итоге вот уже второй год его пускают по кинотеатрам. Не так часто, как хотелось бы, но все же. Позавчерашний показ прошел в честь пятидесятилетия Национального Театра. Поставил спектакль Дэнни Бойл, который широкому зрителю известен культовым фильмом "На Игле" (Нэл любит) и оскароносным фильмом "Миллионер из трущеб" (Нэл не любит). Других фильмов Нэл не видела, так что шансы были писят-писят, но Нэл не спрашивали: наш проф из театральных кругов показал нам "Франкенштейна", не спрашивая, и спасибо ему. Поэтому, когда появилась очередная возможность посмотреть на большом экране, я поскакала, даже несмотря на то, что показывали ту версию, которую я уже видела, с Бенедиктом Камбербэтчем в роли Создания и Джонни Ли Миллером в роли Виктора Франкенштейна. Кто не знает, цимус постановки был в том, что два ведущих актера каждый вечер менялись ролями, и чтобы оценить действо в полном объеме, необходимо было посмотреть обе версии. Но пока что с Миллеровским Созданием у меня не складывается. (Я, кстати, уже не знаю, смеяться или нет над тем фактом, что в данный момент и Камбербэтч, и Миллер играют роль Шерлока Холмса в разных телесериалах. Прямо помешались на Холмсе.)
Скажу сразу, я человек необъективный: я люблю роман Мэри Шелли. Люблю его давно и очень сильно. И считаю его одним из лучших произведений в англоязычной литературе. Эта книга бесконечной глубины о вечных темах, вечных и основополагающих. Человек всегда будет стремиться к "истине" (Фауст), абсолютному познанию главных таин бытия - смерти и жизни, никогда их не достигнет, и не раз еще поплатиться за это очень дорого. Это в человеческой природе, равно как и саморазрушение. Поэтому "Франкенштейн" будет актуален всегда, так же, как он был бы актуален за сотни лет до своего появления.
"Франкенштейн" не раз был экранизирован, а вот с театральными постановками не сложилось. Впервые на сцене спектакль поставили еще в девятнадцатом веке, скоро после публикации самого романа, а вот дальше режиссеры кино проявляли гораздо больше интереса, чем режиссеры театра. Пара попыток была, однако все они окончились, по большому счету, провалами. И это неудивительно: роман слишком сложен по своей структуре и наполнению для сцены. Он и для фильмов-то непрост. К тому же, в коллективном бессознательном очень плотно закрепился образ Бориса Карлоффа: вот уж воистину не Создание, но Чудовище. Не стоит, думаю, говорить о том, что к книге этот образ имел мало отношения. По сути, из-за этого трагедия "Франкенштейна" в этом самом бессознательном превратилась чуть ли не в фарс, особенно учитывая то, что люди гораздо чаще притворяются, будто читали книгу, чем действительно читают ее. А жаль - книга таит в себе бесконечный потенциал.
Я, однако, должна отметить одну краеугольную проблему: любая экранизация или постановка автоматически подразумевает, что Создание будет изображено визуально. Однако же именно это мгновенно ставит под угрозу саму задумку книги. Ведь у думающего читателя сразу должен возникнуть вопрос: как получилось, что Виктор - создатель, потративший кучу времени на работу - осознал уродство своего Создания только, когда оно очнулось? Да осознал так, что в ужасе бежал, а потом слег с горячкой. Он что, все время, пока работал, был слеп? А дело-то, по сути, не во внешнем виде. Нет, без сомнения, Создание уродливо, хотя его уродство имеет границы: мы знаем, что, несмотря на уродство лица и нескладность тела, оно в итоге было довольно грациозно, сильно и быстро, чем Виктор не может не гордиться даже в состоянии смертного ужаса. Разумеется, Создание своими размерами и вообще непохожестью на чтобы то ни было могло напугать селян, ребенка или женщину. Однако не Виктора. Самым пугающем в Создании была его противоестественность. Противоестественность, которую даже сама Шелли не смогла описать четко, но именно это и пугает: Создание настолько страшно в своей противоестественности, что человек, не видивший его, просто не может его себе представить. Создание - это как призрак, как тень, что-то невиданное, что-то потустороннее, что-то, что наш мозг не может охватить, потому что такого - ожившее тело нескольких мертвецов - мы никогда не видели. Мы знаем, что слепой старец - безусловно символ слепой Фемиды - не почувствовал в Создании ничего ужасного, то есть его противоестественность не ощущалась кожей, нюхом, интуицией. Полагаю, если бы Шелли писала свою книгу в двадцатом веке, она изменила бы этот момент. Но она писала в эпоху романтизма, она писала символами, она вкладывала в Создание не только религиозную коннотацию, но и социальную критику. Важно еще и то, что Виктор видел его не так, как все остальные. Остальные видели его как чудовищное создание, в котором что-то было категорически не так. Виктор видел в нем свою ответственность, самого себя. Мы же, читатели и зрители, определенно не можем увидеть его глазами Виктора. Другими словами, как бы ни изощрялись создатели спецэффектов, каким бы ужасным они не делали этого персонажа, в самой идее визуализации изначально уже лежит несоответствие книге. Упрощение. Это, конечно, не извиняет упрощение этого персонажа до уровня мычащего зомби, но проблема есть. Поэтому я понимаю, насколько тяжела задача для любого, кто замахнется на постановку.
Не знаю, осознанно или нет, но Бойл и его сценарист Ник Диар сделали ход конем: они поставили спектакль с точки зрения Создания. Мы не можем увидеть его так, как оно описано в книге. Однако что мешает нам увидеть мир его глазами? Ведь Создание до определенного момента не осознает своей противоестественности, гораздо дольше, чем оно не осознает своего уродства. Оно достаточно рано видит свое отражение, и оно само напугано им, особенно когда может сравнить себя с людьми - красивыми, складными, счастливыми. Однако оно, не зная ничего о жизни и смерти, не в состоянии оперировать таким термином как "противоестественность", ведь оно не понимает, что естественно, а что нет. Да и может ли живое существо ощущать себя "неживым"? Да, оно очень быстро понимает, что оно слишком уродливо для того, чтобы надеяться на приятие человеческого общества. Однако оно так и не понимает неразрешимой дилеммы своего создателя Франкенштейна - да, я уродливо, думает оно, но разве этого достаточно для того, чтобы лишать меня любого счастья, разве мой родитель не создал меня таким сам же? Дилемма Виктора, однако, намного глубже, и она лежит за той гранью понимания, на которую способно Создание, ведь оно - главная заинтересованная сторона. Так же, как живое существо не может осознать себя как "неживое", так оно не может принять того, что оно - тотальная страшная ошибка, которую для всеобщего блага стоит уничтожить. Противоестественность такого осознания даже более противоестественна, чем противоестественность самого Создания.
В самой книге точку зрения Создания мы видим лишь однажды, когда Шелли дает ему слово. Конечно, это обширная и длинная сцена, однако это лишь небольшая часть книги. Однако - независимо от того, желала Шелли того или нет, - именно эта часть является не только сердцевиной романа и всех центральных его тем, но и самым эмоциональным куском текста. Когда-то меня спросили, не удивляет ли меня, что такие ужасы написала женщина. Однако на мой взгляд, "Франкенштейна" могла написать только женщина, или по крайней мере далеко не каждый мужчина. Женщина гораздо ближе к мукам рождения, чем мужчина, а ведь история Создания страшна и прекрасна в своей болезненности первых моментов после рождения - страшнейшего потрясения в жизни каждого из нас. Но мы - рожденные естественным путем - имеем счастье (или несчастье) забытия. Младенец слишком мал, чтобы осознавать и помнить потом свое положение. Создание, однако, имело не только тело, но и мозг взрослого человека. И если развитие мышления и восприятия младенца прямо пропорционально количеству еще не полученного жизненного опыта, то у Создания этот баланс полностью нарушен. Это уже не говоря о том, что любой младенец никогда не пережил бы потрясений, выпавших на долю Создания, просто потому, что будучи слабым и беспомощным, он бы умер от голода, если бы был лишен какой-либо компании. Создание же изначально обладало телесной силой, вполне достаточной для того, чтобы выжить. А значит, оно прошло путь, который мы познать не в состоянии: именно эти болезненные ужас и восторг жизни. Шелли описала это потрясающе, в том числе и благодаря умелости Создания в речах на тот момент, когда оно встретилось со своим создателем.
Я думаю, очень важно также отметить те книги, которые Создание прочло, ведь эти книги во многом заменили ему бОльшую часть того, что человек учит годами с самого детства: понимание человека и общества. Эти книги сформировали не только картину мира Создания, но и его характер. Все помнят, что оно читало "Потерянный Рай" Джона Милтона - безусловно, для сюжета это главная книга из всех, ведь именно из нее Создание узнает про Адама, с которым мгновенно отождествляет себя, и из-за которого приходит к мысли о своей собственной Еве. Отсюда же оно делает вывод, что создатель всегда несет ответственность за свои создания. Кстати, я считаю очень важной одну деталь: Шелли не дала ему в руки Библию, она дала ему в руки интерпретацию. Эмоциональную, сложную, неоднозначную интерпретацию. И это уже говорит о многом. Второй книгой было произведение Плутарха, из которого Создание узнало все, что оно могло узнать про мир и людей: про мораль, устои, про то, что хорошо, а что плохо. Разумеется, ограниченно, ведь, хоть это и Плутарх, ни одной книги недостаточно для того, чтобы понять гомо сапиенса. Третья же книга, о которой почти сразу забывают, это "Страдания юного Вертера" Гете, и выбор этот очевиден: именно отсюда Создание учится эмоциям, и, я уверена, именно в Вертере, страдающем от одиночества и неразделенной любви, оно видит себя - одинокого и лишенного любви. Да, думаю, для Виктора и его окружения было бы намного лучше, если бы Создание училось читать по букварю. Но Виктору трагически не везло по жизни.
Виктор Франкенштейн - прямой наследник Фауста, хотя в своих изысканиях, равно как и в научных успехах, он зашел намного дальше жертвы Мефистофеля. Если Фауст "пал" в попытке познать "истину", Виктор "пал", познав ее. Господь в свое время наказал вавилонян за то, что они пытались дотянуться до неба - аллегорически "сравняться с богом". Виктор совершил гораздо худшее - посягнул на создание жизни, главную привилегию божественного создателя. Однако Виктор не Бог, даже не бог. Он смог создать жизнь из смерти, но ему не хватило ни терпения и любви, чтобы принять свое "дитя", ни мудрости, чтобы нести за него ответственность. Виктор не более, чем простой смертный, неспособный на божественные поступки, хоть и сумевший коснуться божественного чуда. Честно говоря, у меня никогда не получалось симпатизировать или хотя бы сочувствовать Виктору. Безусловно, его ошибка - лишь ошибка. И каждый имеет право на ошибку, и каждый имеет право ее не исправить. Более того, то, как его судьба описана в книге, безусловно служит тому, чтобы вызвать в читателе сострадание именно к Виктору. И тем не менее, Шелли-то писала до Экзюпери, а мы уже привыкли к "ответственности за тех, кого приручили", и уж тем более создали. Однако Шелли ни в коем случае не оправдывает Виктора, нет. Она становится на его сторону только в конце, когда Виктор окончательно посвящает свою жизнь поимке и уничтожению своего творения, полностью осознав свою вину. Конечно, это не счастливый конец, это трагический конец. И Виктор так и не дал Созданию того, на что оно, безусловно, имело право, с чисто человеческой точки зрения. Однако в этом и заключается главная трагедия: в безысходности сложившейся ситуации для обоих главных героев. Это история о том, как одна ошибка действительно может стать роковой, и о том, что есть вещи, которые нельзя исправить. Шелли не только не дает ответа. Она даже не задает вопрос.
Как я сказала (и тут ваш плодовитый автор наконец-то переходит к теме поста), цимус постановки Бойла заключается в том, что два ведущих актера каждый вечер менялись ролями. Другими словами, даже еще до того, как постановка увидела свет софитов, режиссер уже сделал громкое заявление относительно своей интерпретации романа Шелли - он объединил создателя и создание если не в одного персонажа, то определенно в одно целое. На мой взгляд, это не только очень правильно, это еще и очень канонично. Потому что в романе Виктор и Создание неразрывно связаны, равно как в христианской традиции человек всегда связан со своим божественным создателем. Позвольте мне также отметить, что, независимо от того, существует бог или нет, он неразрывно связан с человеком - единственным существом, способным в принципе воспринимать концепцию высшего разума. Другими словами, Виктор, играющий в бога, оказывается намертво привязанным к своему детищу, а его детище безгранично нуждается в своем создателе, и не только потому, что он может дать ему "жену", но и потому, что только он может дать ему то, на что имеет право каждый - родительскую любовь. К тому же, безусловно, подобная смена ролей дает огромные возможности и мощно расширяет потенциал пьессы. Как я сказала, одной из двух версий я не видела, однако абсолютно все рецензенты и зрители сошлись во мнении, что два варианта принципиально разнились в своей атмосфере и посыле, хотя сама пьесса оставалась идентичной. Это что касается роли актера в постановке: можно сколько угодно превозносить режиссера, но пока в постановке или фильме принимает участие хотя бы один актер, именно он будет основным звеном, и плохой кастинг - смерть любого, даже самого амбициозного проекта.
Ну, теперь, собственно, о том, что я видела. Конечно, это была несколько урезанная и отцензуренная версия театральной постановки. Как минимум, Создание в начале своей жизни было не голым, а одетым в иисусовский памперс, как максимум - сцены насилия были максимально укорочены, да и вступление прошло мимо нас: пятнадцать минут до начала спектакля, пока народ рассаживался в зале, актер, игравший Создание, находился на сцене в некотором подобии гигантской мембраны, сначала неподвижно, а потом начиная постепенно двигаться. И опять же еще до начала спектакля режиссер делает еще одно заявление: я не знаю, кто как, а я мембрану эту могла воспринимать только как прямую аллюзию на утробу. Нет, Виктор будет рассказывать про электричество и все такое, однако символ достаточно однозначен: Создание в этой постановке - не бездушный монстр, а живое человеческое существо, пусть и странное. Как вы уже поняли, эта постановка - история Создания, поэтому та сцена, которая у Шелли идет странице эдак на 150, здесь является вступительной: мы видим "рождение" и становление Создания.
Нет ничего удивительного в том, что пьесса, делающая упор на одну точку зрения, так или иначе упустит какие-то нюансы книги, и здесь это, безусловно, произошло. Франкенштейн, даром что главгер, так или иначе отошел если не на второй, то точно на неглавный план. Его здесь ровно столько, сколько нужно для того, чтобы понять кто он, что он делает, и почему он это делает. Его эмоциональные метания и страдания сведены к схематическому минимуму. Я не скажу, что это плохо, кстати. По крайней мере, лично для меня это не было большой утратой, я уже сказала, что не испытываю к Виктору сильно теплых чуйств, а его бесконечные лихорадки в книге достанут кого угодно. Другое дело, что практически все остальные персонажи здесь отведены не то, что на второй, а на десятый план. Кроме слепого старика. Сильных второстепенных ролей тут нет, хотя нет и откровенных идиотизмов. Просто люди стандартно исполняют стандартные роли, особенно стандартные на фоне такого нестандратного главного персонажа. Я не могу сказать, что это сильно мне мешало, по сути, это не мешало мне вовсе. Однако для идеальной постановки этого явно не хватало. Я понимаю, что в книге все эти персонажи тоже крайне плоские. Но что в книге остается незамеченным, то на сцене явственно бросается в глаза. Также, Диар упростил не только сюжетную линию (это как раз было совершенно правильно, потому что есть вещи, которые на сцене просто излишни, хотя очень интересны в книге, например, линия капитана корабля), но и некоторые психологические аспекты. Я думаю, дело тут было в том, что пытались поставить пьессу для всех, а не только тех, кто читал книгу. Однако поскольку я ее не только читала, но и детально прорабатывала, подсознательно естественно боролась за каждый нюанс. Это что касается минусов.
Эти минусы сценария, однако, компенсируются режиссерской постановкой. На мой взгляд, она блестяща. Сама сцена и как она работает, декорации, находки со светом, музыка и звуки. Временами обстановка крайне аскетическая и минималистическая, однако потом происходит какой-нибудь яркий взрыв. Видно, что на спектакль потратили деньги, с умом, фантазией и без столь свойственной современным постановкам экономии. Это приятно, я уже откровенно устала от ощущения, что на мне, как на зрителе, экономят каждую копейку. К тому же, спасибо постановщику за то, что время событий не перенесли в современный мир: я представляю себе Создание-клона. Я не буду рассказывать про детали постановки на случай, если кто-то (как минимум Ри) еще будет смотреть, к тому же, все это описано не в одной рецензии, однако некоторые находки, особенно в начале спектакля, совершенно чудесны. И тем они чудеснее, что они служат единственной цели: служить достойным фоном для истории Создания.
Совершенно очевидно, что все, что было создано для спектакля, было создано именно для двух актеров. Говорят, что два Создания получились очень разными, и я вполне могу в это поверить. Миллер и Камбербэтч актеры категорически разноплановые во всем. Миллера я видела в роли Виктора, и, конечно, никоим образом не могу их сравнить, хотя бы потому, что в этой роли ему было отведено не только меньше времени, но и меньше внимания. Нет, Франкенштейн безусловно является вторым главным героем, и нам показывают все, через что он прошел. Однако он второй главный герой. Франкенштейн Миллера не показался мне чем-то из ряда вон. Роль была сыграна хорошо, но не потрясно. Франкенштейн в его исполнении агрессивно эмоционален, изрядно яростен, помешан на себе и предсказуем. Я увидела эмоциональную сторону Виктора, однако сторона "великого ученого с холодным разумом" для меня осталась нераскрытой до конца. Говорят, что у Камбербэтча ситуация была прямо противоположной: его Виктор был как раз ученый, и гораздо менее громок и страстен. Я могу в это поверить, уж кому как не. Интересная находка Миллера состояла, однако, в том, что в образ своего Франкенштейна он привнес некоторые черты Создания. Что, разумеется, мгновенно иллюстрирует ту самую связь создателя и создания даже без второй версии. Однако я не буду скрывать простого факта: он здесь не в центре, и для центра не задумывался.
Что сценарист и постановщик сделали действительно феноменально, и ради чего они пожертвовали некоторыми другими аспектами, так это, конечно, Создание. Здесь блестяще продумано и прописано все, каждая мелочь, каждая деталь, каждое слово. На самом деле, описывать, что происходит на сцене, очень трудно, да и бесполезно: описала это все лучше всего сама Шелли, а чтобы понять, как это выглядит, нужно обязательно смотреть. Я, однако, совершенно объективно скажу как минимум то, что Камбербэтч в этой роли незабываем. Это сыграно на выдающемся уровне. Есть такие актеры, я их называю актерами типажа Джека Николсона, у которых напрочь отсутствует страх того, как его воспримут. Его как актера, не как персонажа. Это Гари Олдман, это Рэйф Файнс. Это люди, которые на сцене или перед камерой сделают все, что угодно, чтобы изобразить персонажа, не оглядываясь ни на что. Первые шаги Создания в жизни в этой постановке требуют именно такого актера. Перфоманс Камбербэтча настолько откровенен, а перевоплощение настолько абсолютно, что от этого почти не по себе, на это почти неудобно смотреть. Вот это ощущение болезненного восторга и ужаса появления на свет и первых столкновений с миром настолько остро и удушающе правдоподобно, что это вызывает какое-то странное чувство чуть ли не стыда, словно подсматриваешь за чем-то исключительно личным, интимным. Сцена, в которой Создание впервые познает дива природы, просто выдающаяся и с точки зрения постановки, и с точки зрения того, как это сыграно. Мне действительно очень, очень жаль, что я не видела Миллера в этой роли, потому что посмотреть на другую интерпретацию жутко интересно. Однако если судить из рецензий, миллеровское Создание в большей степени вызывает жалость. Я не могу сказать, что Создание Камбербэтча вызывает жалость. Глубокое сострадание - да, потому что невозможно не сострадать этому существу, когда наблюдаешь за его поистине мучительными первыми шагами и словами, за тем, сколь сильно оно страдает от одиночества, как искренне оно верит Франкенштейну, своему гению и богу, и надеется на появление своей "Евы", как оно радуется снегу и не понимает смысла слова "любовь", с каким чувством оно читает наизусть Милтона, как ему обидно от того, что у него нет даже имени, и какое сильное отвращение оно испытывает в тот момент, когда понимает, из чего оно было порождено. Однако одновременно с этим Камбербэтчу удалось показать ту безвыходность положения Франкенштейна, в которое он попал, потому что его Создание безусловно и неоспоримо опасно и страшно. Оно не вызывает жалости, когда требует своего права, напротив, оно пугает. И это очень странное чувство, когда с одной стороны понимаешь, насколько оно несчастно, и насколько несправедливо с ним обошлись, и в то же время с другой стороны отчаянно не хочешь, чтобы оно дало потомство, сам пугаясь того, что поддерживаешь решение Виктора все же уничтожить второе Создание женского пола. Щас я вспомню Фрейда и дам цитату, потому что перевести на русский слово "unheimlich" я не смогла.
"По разъяснению З. Фрейда, "жуткое - это та разновидность пугающего, которое имеет начало в давно известном, в издавна привычном". [1] Прослеживая развитие понятия "жуткого" ("unheimlich") в немецком языке, Фрейд показывает, что оно не только представляет собой антоним понятию "домашнего", "уютного" ("heimlich"), но и сливается с ним по смыслу. "Итак, "heimlich" - это слово, развертывающее свое значение в амбивалентных направлениях, вплоть до совпадения со своей противоположностью "unheimlich"". (Фрейд, 268) Амбивалентность заключена в значении "скрытое, потаенное, таинственное", которое выступает как синоним "домашнего, своего, сокрытого от чужих", но приобретает и противоположный оттенок - "непостижимое, чуждое, страшное". По определению философа Ф. В. Й. Шеллинга, на которого ссылается Фрейд, "жутким называют все то, что должно было оставаться тайным, скрытым и вышло наружу". (Фрейд, 267). Эволюция значения такова: домашнее ("heimlich") - скрытое от чужих - скрытое от самого себя - явленное уже как нечто чуждое,. неродное ("unheimlich"). Буквально "unheimlich" можно передать выражением "не по себе": именно такое ощущение чуждости самому себе и вызывается жутким."
Видите параллель с Созданием Шелли? Так вот удивительно то, что Создание Камбербэтча получилось именно unheimlich. Это самое верное и четкое определение тем чувствам, которое оно вызвало во мне при просмотре. И, я вам скажу, такое испытываешь далеко не часто. Когда я смотрела в первый раз, я подумала даже, что наложилось мое восприятие книги, но просмотрев вчера, уже зная, что меня ждет, и на большом экране, я поняла, что я не ошиблась, Создание вызывает именно это чувство. И я сразу скажу, что это далеко не приятное чувство, абсолютно. "Франкенштейн" Бойла, по крайней мере в этом раскладе актерских работ, опеределенно не то, после просмотра чего остается однозначное чувство удовлетворения из серии "все закончилось правильно" или даже "все закончилось неправильно". Из-за такой вот сложности главного персонажа интерпретация и даже эмоциональная реакция обречены метаться по кругу бесконечно, что, собственно, концовкой спектакля и было просимволизировано: ни Создание, ни Виктор не погибают, а уходят в бесконечные снежные дали, чтобы охотиться друг за другом и одновременно бежать друг от друга до скончания времен. Зритель не выйдет из зала с твердым мнением, на чьей он стороне, или даже с мнением "поделом обоим". Все получилось намного сложнее и неоднозначнее, равно как и сама книга, и я определенно не ожидала увидеть когда-нибудь такую не только интерпретацию Создания на сцене (продумать и записать это на бумаге - это одно), но и игру, способную эту интерпретацию передать. Это действительно выдающаяся актерская работа, причем как с точки зрения физики, так и с точки зрения психологии, основанная на блестяще прописанном для этого персонажа сценарии, и именно ради нее стоит смотреть этот спектакль. Более того, я уверена, что и вторую версию посмотреть стоит точно так же, потому что увидев одну интерпретацию, очень хочется увидеть еще одну, и еще одну, и еще одну. Да, после занавеса чувства удовлетворения от раскрытой загадки и решенной дилеммы не остается: как и Шелли, Бойл не только не дает ответа, но даже не задает вопрос. Зато остается фантастическое чувство удовлетворения от того, что увидел роль, о которой по праву будут говорить еще очень долго.
Если у вас будет возможность, обязательно посмотрите, даже если вам кажется, что плоские второстепенные герои - это ужас-ужас, такое смотреть я не буду. Посмотрите просто чтобы знать, что и такое бывает. Если вам удастся увидеть миллеровскую версию Создания, расскажите мне, что там и как, я помираю от любопытства. И не ждите "приятного времяпрепровождения". Это намного лучше.
Если коротко о проекте, то National Theatre, как и несколько других масштабных культурных заведений, подписал контракты с кинотеатрами по всему миру и теперь транслирует свои спектакли в прямом эфире, либо же предоставляет записи самых нашумевших постановок. Разумеется, не в каждом кинотеатре идут подобные представления, но все же поискать в своей близи такие крайне полезно: проект предоставляет возможность смотреть оперы, баллет, выступления симфонических оркестров и театральные постановки из лучших залов мира за умеренные деньги. Очень жаль, что Royal Shakespeare Company не устраивают таких трансляций, видимо, из-за прямой конкуренции с Национальным, но я верю, что за подобными проектами будущее, и рано или поздно все ведущие театры мира подключатся к этому делу. Прибыльно, чего уж.
Спектакль "Франкенштейн" был поставлен на сцене Национального Театра еще в 2011 году, однако прошел с таким фурором, что в итоге вот уже второй год его пускают по кинотеатрам. Не так часто, как хотелось бы, но все же. Позавчерашний показ прошел в честь пятидесятилетия Национального Театра. Поставил спектакль Дэнни Бойл, который широкому зрителю известен культовым фильмом "На Игле" (Нэл любит) и оскароносным фильмом "Миллионер из трущеб" (Нэл не любит). Других фильмов Нэл не видела, так что шансы были писят-писят, но Нэл не спрашивали: наш проф из театральных кругов показал нам "Франкенштейна", не спрашивая, и спасибо ему. Поэтому, когда появилась очередная возможность посмотреть на большом экране, я поскакала, даже несмотря на то, что показывали ту версию, которую я уже видела, с Бенедиктом Камбербэтчем в роли Создания и Джонни Ли Миллером в роли Виктора Франкенштейна. Кто не знает, цимус постановки был в том, что два ведущих актера каждый вечер менялись ролями, и чтобы оценить действо в полном объеме, необходимо было посмотреть обе версии. Но пока что с Миллеровским Созданием у меня не складывается. (Я, кстати, уже не знаю, смеяться или нет над тем фактом, что в данный момент и Камбербэтч, и Миллер играют роль Шерлока Холмса в разных телесериалах. Прямо помешались на Холмсе.)
Скажу сразу, я человек необъективный: я люблю роман Мэри Шелли. Люблю его давно и очень сильно. И считаю его одним из лучших произведений в англоязычной литературе. Эта книга бесконечной глубины о вечных темах, вечных и основополагающих. Человек всегда будет стремиться к "истине" (Фауст), абсолютному познанию главных таин бытия - смерти и жизни, никогда их не достигнет, и не раз еще поплатиться за это очень дорого. Это в человеческой природе, равно как и саморазрушение. Поэтому "Франкенштейн" будет актуален всегда, так же, как он был бы актуален за сотни лет до своего появления.
"Франкенштейн" не раз был экранизирован, а вот с театральными постановками не сложилось. Впервые на сцене спектакль поставили еще в девятнадцатом веке, скоро после публикации самого романа, а вот дальше режиссеры кино проявляли гораздо больше интереса, чем режиссеры театра. Пара попыток была, однако все они окончились, по большому счету, провалами. И это неудивительно: роман слишком сложен по своей структуре и наполнению для сцены. Он и для фильмов-то непрост. К тому же, в коллективном бессознательном очень плотно закрепился образ Бориса Карлоффа: вот уж воистину не Создание, но Чудовище. Не стоит, думаю, говорить о том, что к книге этот образ имел мало отношения. По сути, из-за этого трагедия "Франкенштейна" в этом самом бессознательном превратилась чуть ли не в фарс, особенно учитывая то, что люди гораздо чаще притворяются, будто читали книгу, чем действительно читают ее. А жаль - книга таит в себе бесконечный потенциал.
Я, однако, должна отметить одну краеугольную проблему: любая экранизация или постановка автоматически подразумевает, что Создание будет изображено визуально. Однако же именно это мгновенно ставит под угрозу саму задумку книги. Ведь у думающего читателя сразу должен возникнуть вопрос: как получилось, что Виктор - создатель, потративший кучу времени на работу - осознал уродство своего Создания только, когда оно очнулось? Да осознал так, что в ужасе бежал, а потом слег с горячкой. Он что, все время, пока работал, был слеп? А дело-то, по сути, не во внешнем виде. Нет, без сомнения, Создание уродливо, хотя его уродство имеет границы: мы знаем, что, несмотря на уродство лица и нескладность тела, оно в итоге было довольно грациозно, сильно и быстро, чем Виктор не может не гордиться даже в состоянии смертного ужаса. Разумеется, Создание своими размерами и вообще непохожестью на чтобы то ни было могло напугать селян, ребенка или женщину. Однако не Виктора. Самым пугающем в Создании была его противоестественность. Противоестественность, которую даже сама Шелли не смогла описать четко, но именно это и пугает: Создание настолько страшно в своей противоестественности, что человек, не видивший его, просто не может его себе представить. Создание - это как призрак, как тень, что-то невиданное, что-то потустороннее, что-то, что наш мозг не может охватить, потому что такого - ожившее тело нескольких мертвецов - мы никогда не видели. Мы знаем, что слепой старец - безусловно символ слепой Фемиды - не почувствовал в Создании ничего ужасного, то есть его противоестественность не ощущалась кожей, нюхом, интуицией. Полагаю, если бы Шелли писала свою книгу в двадцатом веке, она изменила бы этот момент. Но она писала в эпоху романтизма, она писала символами, она вкладывала в Создание не только религиозную коннотацию, но и социальную критику. Важно еще и то, что Виктор видел его не так, как все остальные. Остальные видели его как чудовищное создание, в котором что-то было категорически не так. Виктор видел в нем свою ответственность, самого себя. Мы же, читатели и зрители, определенно не можем увидеть его глазами Виктора. Другими словами, как бы ни изощрялись создатели спецэффектов, каким бы ужасным они не делали этого персонажа, в самой идее визуализации изначально уже лежит несоответствие книге. Упрощение. Это, конечно, не извиняет упрощение этого персонажа до уровня мычащего зомби, но проблема есть. Поэтому я понимаю, насколько тяжела задача для любого, кто замахнется на постановку.
Не знаю, осознанно или нет, но Бойл и его сценарист Ник Диар сделали ход конем: они поставили спектакль с точки зрения Создания. Мы не можем увидеть его так, как оно описано в книге. Однако что мешает нам увидеть мир его глазами? Ведь Создание до определенного момента не осознает своей противоестественности, гораздо дольше, чем оно не осознает своего уродства. Оно достаточно рано видит свое отражение, и оно само напугано им, особенно когда может сравнить себя с людьми - красивыми, складными, счастливыми. Однако оно, не зная ничего о жизни и смерти, не в состоянии оперировать таким термином как "противоестественность", ведь оно не понимает, что естественно, а что нет. Да и может ли живое существо ощущать себя "неживым"? Да, оно очень быстро понимает, что оно слишком уродливо для того, чтобы надеяться на приятие человеческого общества. Однако оно так и не понимает неразрешимой дилеммы своего создателя Франкенштейна - да, я уродливо, думает оно, но разве этого достаточно для того, чтобы лишать меня любого счастья, разве мой родитель не создал меня таким сам же? Дилемма Виктора, однако, намного глубже, и она лежит за той гранью понимания, на которую способно Создание, ведь оно - главная заинтересованная сторона. Так же, как живое существо не может осознать себя как "неживое", так оно не может принять того, что оно - тотальная страшная ошибка, которую для всеобщего блага стоит уничтожить. Противоестественность такого осознания даже более противоестественна, чем противоестественность самого Создания.
В самой книге точку зрения Создания мы видим лишь однажды, когда Шелли дает ему слово. Конечно, это обширная и длинная сцена, однако это лишь небольшая часть книги. Однако - независимо от того, желала Шелли того или нет, - именно эта часть является не только сердцевиной романа и всех центральных его тем, но и самым эмоциональным куском текста. Когда-то меня спросили, не удивляет ли меня, что такие ужасы написала женщина. Однако на мой взгляд, "Франкенштейна" могла написать только женщина, или по крайней мере далеко не каждый мужчина. Женщина гораздо ближе к мукам рождения, чем мужчина, а ведь история Создания страшна и прекрасна в своей болезненности первых моментов после рождения - страшнейшего потрясения в жизни каждого из нас. Но мы - рожденные естественным путем - имеем счастье (или несчастье) забытия. Младенец слишком мал, чтобы осознавать и помнить потом свое положение. Создание, однако, имело не только тело, но и мозг взрослого человека. И если развитие мышления и восприятия младенца прямо пропорционально количеству еще не полученного жизненного опыта, то у Создания этот баланс полностью нарушен. Это уже не говоря о том, что любой младенец никогда не пережил бы потрясений, выпавших на долю Создания, просто потому, что будучи слабым и беспомощным, он бы умер от голода, если бы был лишен какой-либо компании. Создание же изначально обладало телесной силой, вполне достаточной для того, чтобы выжить. А значит, оно прошло путь, который мы познать не в состоянии: именно эти болезненные ужас и восторг жизни. Шелли описала это потрясающе, в том числе и благодаря умелости Создания в речах на тот момент, когда оно встретилось со своим создателем.
Я думаю, очень важно также отметить те книги, которые Создание прочло, ведь эти книги во многом заменили ему бОльшую часть того, что человек учит годами с самого детства: понимание человека и общества. Эти книги сформировали не только картину мира Создания, но и его характер. Все помнят, что оно читало "Потерянный Рай" Джона Милтона - безусловно, для сюжета это главная книга из всех, ведь именно из нее Создание узнает про Адама, с которым мгновенно отождествляет себя, и из-за которого приходит к мысли о своей собственной Еве. Отсюда же оно делает вывод, что создатель всегда несет ответственность за свои создания. Кстати, я считаю очень важной одну деталь: Шелли не дала ему в руки Библию, она дала ему в руки интерпретацию. Эмоциональную, сложную, неоднозначную интерпретацию. И это уже говорит о многом. Второй книгой было произведение Плутарха, из которого Создание узнало все, что оно могло узнать про мир и людей: про мораль, устои, про то, что хорошо, а что плохо. Разумеется, ограниченно, ведь, хоть это и Плутарх, ни одной книги недостаточно для того, чтобы понять гомо сапиенса. Третья же книга, о которой почти сразу забывают, это "Страдания юного Вертера" Гете, и выбор этот очевиден: именно отсюда Создание учится эмоциям, и, я уверена, именно в Вертере, страдающем от одиночества и неразделенной любви, оно видит себя - одинокого и лишенного любви. Да, думаю, для Виктора и его окружения было бы намного лучше, если бы Создание училось читать по букварю. Но Виктору трагически не везло по жизни.
Виктор Франкенштейн - прямой наследник Фауста, хотя в своих изысканиях, равно как и в научных успехах, он зашел намного дальше жертвы Мефистофеля. Если Фауст "пал" в попытке познать "истину", Виктор "пал", познав ее. Господь в свое время наказал вавилонян за то, что они пытались дотянуться до неба - аллегорически "сравняться с богом". Виктор совершил гораздо худшее - посягнул на создание жизни, главную привилегию божественного создателя. Однако Виктор не Бог, даже не бог. Он смог создать жизнь из смерти, но ему не хватило ни терпения и любви, чтобы принять свое "дитя", ни мудрости, чтобы нести за него ответственность. Виктор не более, чем простой смертный, неспособный на божественные поступки, хоть и сумевший коснуться божественного чуда. Честно говоря, у меня никогда не получалось симпатизировать или хотя бы сочувствовать Виктору. Безусловно, его ошибка - лишь ошибка. И каждый имеет право на ошибку, и каждый имеет право ее не исправить. Более того, то, как его судьба описана в книге, безусловно служит тому, чтобы вызвать в читателе сострадание именно к Виктору. И тем не менее, Шелли-то писала до Экзюпери, а мы уже привыкли к "ответственности за тех, кого приручили", и уж тем более создали. Однако Шелли ни в коем случае не оправдывает Виктора, нет. Она становится на его сторону только в конце, когда Виктор окончательно посвящает свою жизнь поимке и уничтожению своего творения, полностью осознав свою вину. Конечно, это не счастливый конец, это трагический конец. И Виктор так и не дал Созданию того, на что оно, безусловно, имело право, с чисто человеческой точки зрения. Однако в этом и заключается главная трагедия: в безысходности сложившейся ситуации для обоих главных героев. Это история о том, как одна ошибка действительно может стать роковой, и о том, что есть вещи, которые нельзя исправить. Шелли не только не дает ответа. Она даже не задает вопрос.
Как я сказала (и тут ваш плодовитый автор наконец-то переходит к теме поста), цимус постановки Бойла заключается в том, что два ведущих актера каждый вечер менялись ролями. Другими словами, даже еще до того, как постановка увидела свет софитов, режиссер уже сделал громкое заявление относительно своей интерпретации романа Шелли - он объединил создателя и создание если не в одного персонажа, то определенно в одно целое. На мой взгляд, это не только очень правильно, это еще и очень канонично. Потому что в романе Виктор и Создание неразрывно связаны, равно как в христианской традиции человек всегда связан со своим божественным создателем. Позвольте мне также отметить, что, независимо от того, существует бог или нет, он неразрывно связан с человеком - единственным существом, способным в принципе воспринимать концепцию высшего разума. Другими словами, Виктор, играющий в бога, оказывается намертво привязанным к своему детищу, а его детище безгранично нуждается в своем создателе, и не только потому, что он может дать ему "жену", но и потому, что только он может дать ему то, на что имеет право каждый - родительскую любовь. К тому же, безусловно, подобная смена ролей дает огромные возможности и мощно расширяет потенциал пьессы. Как я сказала, одной из двух версий я не видела, однако абсолютно все рецензенты и зрители сошлись во мнении, что два варианта принципиально разнились в своей атмосфере и посыле, хотя сама пьесса оставалась идентичной. Это что касается роли актера в постановке: можно сколько угодно превозносить режиссера, но пока в постановке или фильме принимает участие хотя бы один актер, именно он будет основным звеном, и плохой кастинг - смерть любого, даже самого амбициозного проекта.
Ну, теперь, собственно, о том, что я видела. Конечно, это была несколько урезанная и отцензуренная версия театральной постановки. Как минимум, Создание в начале своей жизни было не голым, а одетым в иисусовский памперс, как максимум - сцены насилия были максимально укорочены, да и вступление прошло мимо нас: пятнадцать минут до начала спектакля, пока народ рассаживался в зале, актер, игравший Создание, находился на сцене в некотором подобии гигантской мембраны, сначала неподвижно, а потом начиная постепенно двигаться. И опять же еще до начала спектакля режиссер делает еще одно заявление: я не знаю, кто как, а я мембрану эту могла воспринимать только как прямую аллюзию на утробу. Нет, Виктор будет рассказывать про электричество и все такое, однако символ достаточно однозначен: Создание в этой постановке - не бездушный монстр, а живое человеческое существо, пусть и странное. Как вы уже поняли, эта постановка - история Создания, поэтому та сцена, которая у Шелли идет странице эдак на 150, здесь является вступительной: мы видим "рождение" и становление Создания.
Нет ничего удивительного в том, что пьесса, делающая упор на одну точку зрения, так или иначе упустит какие-то нюансы книги, и здесь это, безусловно, произошло. Франкенштейн, даром что главгер, так или иначе отошел если не на второй, то точно на неглавный план. Его здесь ровно столько, сколько нужно для того, чтобы понять кто он, что он делает, и почему он это делает. Его эмоциональные метания и страдания сведены к схематическому минимуму. Я не скажу, что это плохо, кстати. По крайней мере, лично для меня это не было большой утратой, я уже сказала, что не испытываю к Виктору сильно теплых чуйств, а его бесконечные лихорадки в книге достанут кого угодно. Другое дело, что практически все остальные персонажи здесь отведены не то, что на второй, а на десятый план. Кроме слепого старика. Сильных второстепенных ролей тут нет, хотя нет и откровенных идиотизмов. Просто люди стандартно исполняют стандартные роли, особенно стандартные на фоне такого нестандратного главного персонажа. Я не могу сказать, что это сильно мне мешало, по сути, это не мешало мне вовсе. Однако для идеальной постановки этого явно не хватало. Я понимаю, что в книге все эти персонажи тоже крайне плоские. Но что в книге остается незамеченным, то на сцене явственно бросается в глаза. Также, Диар упростил не только сюжетную линию (это как раз было совершенно правильно, потому что есть вещи, которые на сцене просто излишни, хотя очень интересны в книге, например, линия капитана корабля), но и некоторые психологические аспекты. Я думаю, дело тут было в том, что пытались поставить пьессу для всех, а не только тех, кто читал книгу. Однако поскольку я ее не только читала, но и детально прорабатывала, подсознательно естественно боролась за каждый нюанс. Это что касается минусов.
Эти минусы сценария, однако, компенсируются режиссерской постановкой. На мой взгляд, она блестяща. Сама сцена и как она работает, декорации, находки со светом, музыка и звуки. Временами обстановка крайне аскетическая и минималистическая, однако потом происходит какой-нибудь яркий взрыв. Видно, что на спектакль потратили деньги, с умом, фантазией и без столь свойственной современным постановкам экономии. Это приятно, я уже откровенно устала от ощущения, что на мне, как на зрителе, экономят каждую копейку. К тому же, спасибо постановщику за то, что время событий не перенесли в современный мир: я представляю себе Создание-клона. Я не буду рассказывать про детали постановки на случай, если кто-то (как минимум Ри) еще будет смотреть, к тому же, все это описано не в одной рецензии, однако некоторые находки, особенно в начале спектакля, совершенно чудесны. И тем они чудеснее, что они служат единственной цели: служить достойным фоном для истории Создания.
Совершенно очевидно, что все, что было создано для спектакля, было создано именно для двух актеров. Говорят, что два Создания получились очень разными, и я вполне могу в это поверить. Миллер и Камбербэтч актеры категорически разноплановые во всем. Миллера я видела в роли Виктора, и, конечно, никоим образом не могу их сравнить, хотя бы потому, что в этой роли ему было отведено не только меньше времени, но и меньше внимания. Нет, Франкенштейн безусловно является вторым главным героем, и нам показывают все, через что он прошел. Однако он второй главный герой. Франкенштейн Миллера не показался мне чем-то из ряда вон. Роль была сыграна хорошо, но не потрясно. Франкенштейн в его исполнении агрессивно эмоционален, изрядно яростен, помешан на себе и предсказуем. Я увидела эмоциональную сторону Виктора, однако сторона "великого ученого с холодным разумом" для меня осталась нераскрытой до конца. Говорят, что у Камбербэтча ситуация была прямо противоположной: его Виктор был как раз ученый, и гораздо менее громок и страстен. Я могу в это поверить, уж кому как не. Интересная находка Миллера состояла, однако, в том, что в образ своего Франкенштейна он привнес некоторые черты Создания. Что, разумеется, мгновенно иллюстрирует ту самую связь создателя и создания даже без второй версии. Однако я не буду скрывать простого факта: он здесь не в центре, и для центра не задумывался.
Что сценарист и постановщик сделали действительно феноменально, и ради чего они пожертвовали некоторыми другими аспектами, так это, конечно, Создание. Здесь блестяще продумано и прописано все, каждая мелочь, каждая деталь, каждое слово. На самом деле, описывать, что происходит на сцене, очень трудно, да и бесполезно: описала это все лучше всего сама Шелли, а чтобы понять, как это выглядит, нужно обязательно смотреть. Я, однако, совершенно объективно скажу как минимум то, что Камбербэтч в этой роли незабываем. Это сыграно на выдающемся уровне. Есть такие актеры, я их называю актерами типажа Джека Николсона, у которых напрочь отсутствует страх того, как его воспримут. Его как актера, не как персонажа. Это Гари Олдман, это Рэйф Файнс. Это люди, которые на сцене или перед камерой сделают все, что угодно, чтобы изобразить персонажа, не оглядываясь ни на что. Первые шаги Создания в жизни в этой постановке требуют именно такого актера. Перфоманс Камбербэтча настолько откровенен, а перевоплощение настолько абсолютно, что от этого почти не по себе, на это почти неудобно смотреть. Вот это ощущение болезненного восторга и ужаса появления на свет и первых столкновений с миром настолько остро и удушающе правдоподобно, что это вызывает какое-то странное чувство чуть ли не стыда, словно подсматриваешь за чем-то исключительно личным, интимным. Сцена, в которой Создание впервые познает дива природы, просто выдающаяся и с точки зрения постановки, и с точки зрения того, как это сыграно. Мне действительно очень, очень жаль, что я не видела Миллера в этой роли, потому что посмотреть на другую интерпретацию жутко интересно. Однако если судить из рецензий, миллеровское Создание в большей степени вызывает жалость. Я не могу сказать, что Создание Камбербэтча вызывает жалость. Глубокое сострадание - да, потому что невозможно не сострадать этому существу, когда наблюдаешь за его поистине мучительными первыми шагами и словами, за тем, сколь сильно оно страдает от одиночества, как искренне оно верит Франкенштейну, своему гению и богу, и надеется на появление своей "Евы", как оно радуется снегу и не понимает смысла слова "любовь", с каким чувством оно читает наизусть Милтона, как ему обидно от того, что у него нет даже имени, и какое сильное отвращение оно испытывает в тот момент, когда понимает, из чего оно было порождено. Однако одновременно с этим Камбербэтчу удалось показать ту безвыходность положения Франкенштейна, в которое он попал, потому что его Создание безусловно и неоспоримо опасно и страшно. Оно не вызывает жалости, когда требует своего права, напротив, оно пугает. И это очень странное чувство, когда с одной стороны понимаешь, насколько оно несчастно, и насколько несправедливо с ним обошлись, и в то же время с другой стороны отчаянно не хочешь, чтобы оно дало потомство, сам пугаясь того, что поддерживаешь решение Виктора все же уничтожить второе Создание женского пола. Щас я вспомню Фрейда и дам цитату, потому что перевести на русский слово "unheimlich" я не смогла.
"По разъяснению З. Фрейда, "жуткое - это та разновидность пугающего, которое имеет начало в давно известном, в издавна привычном". [1] Прослеживая развитие понятия "жуткого" ("unheimlich") в немецком языке, Фрейд показывает, что оно не только представляет собой антоним понятию "домашнего", "уютного" ("heimlich"), но и сливается с ним по смыслу. "Итак, "heimlich" - это слово, развертывающее свое значение в амбивалентных направлениях, вплоть до совпадения со своей противоположностью "unheimlich"". (Фрейд, 268) Амбивалентность заключена в значении "скрытое, потаенное, таинственное", которое выступает как синоним "домашнего, своего, сокрытого от чужих", но приобретает и противоположный оттенок - "непостижимое, чуждое, страшное". По определению философа Ф. В. Й. Шеллинга, на которого ссылается Фрейд, "жутким называют все то, что должно было оставаться тайным, скрытым и вышло наружу". (Фрейд, 267). Эволюция значения такова: домашнее ("heimlich") - скрытое от чужих - скрытое от самого себя - явленное уже как нечто чуждое,. неродное ("unheimlich"). Буквально "unheimlich" можно передать выражением "не по себе": именно такое ощущение чуждости самому себе и вызывается жутким."
Видите параллель с Созданием Шелли? Так вот удивительно то, что Создание Камбербэтча получилось именно unheimlich. Это самое верное и четкое определение тем чувствам, которое оно вызвало во мне при просмотре. И, я вам скажу, такое испытываешь далеко не часто. Когда я смотрела в первый раз, я подумала даже, что наложилось мое восприятие книги, но просмотрев вчера, уже зная, что меня ждет, и на большом экране, я поняла, что я не ошиблась, Создание вызывает именно это чувство. И я сразу скажу, что это далеко не приятное чувство, абсолютно. "Франкенштейн" Бойла, по крайней мере в этом раскладе актерских работ, опеределенно не то, после просмотра чего остается однозначное чувство удовлетворения из серии "все закончилось правильно" или даже "все закончилось неправильно". Из-за такой вот сложности главного персонажа интерпретация и даже эмоциональная реакция обречены метаться по кругу бесконечно, что, собственно, концовкой спектакля и было просимволизировано: ни Создание, ни Виктор не погибают, а уходят в бесконечные снежные дали, чтобы охотиться друг за другом и одновременно бежать друг от друга до скончания времен. Зритель не выйдет из зала с твердым мнением, на чьей он стороне, или даже с мнением "поделом обоим". Все получилось намного сложнее и неоднозначнее, равно как и сама книга, и я определенно не ожидала увидеть когда-нибудь такую не только интерпретацию Создания на сцене (продумать и записать это на бумаге - это одно), но и игру, способную эту интерпретацию передать. Это действительно выдающаяся актерская работа, причем как с точки зрения физики, так и с точки зрения психологии, основанная на блестяще прописанном для этого персонажа сценарии, и именно ради нее стоит смотреть этот спектакль. Более того, я уверена, что и вторую версию посмотреть стоит точно так же, потому что увидев одну интерпретацию, очень хочется увидеть еще одну, и еще одну, и еще одну. Да, после занавеса чувства удовлетворения от раскрытой загадки и решенной дилеммы не остается: как и Шелли, Бойл не только не дает ответа, но даже не задает вопрос. Зато остается фантастическое чувство удовлетворения от того, что увидел роль, о которой по праву будут говорить еще очень долго.
Если у вас будет возможность, обязательно посмотрите, даже если вам кажется, что плоские второстепенные герои - это ужас-ужас, такое смотреть я не буду. Посмотрите просто чтобы знать, что и такое бывает. Если вам удастся увидеть миллеровскую версию Создания, расскажите мне, что там и как, я помираю от любопытства. И не ждите "приятного времяпрепровождения". Это намного лучше.