Шотландия

Бело-черный кот – на нем больше белого, чем черного – затаился в кустах и с раздражением, выдаваемым только трясущимся хвостом, наблюдает за четверкой наглых и с виду беспечных белок, шуршащих в траве и опавшей листве в поисках чего-то съестного. Белки прекрасно знают о коте, и демонстративно его игнорируют, но стоит ему подкрасться чуть ближе, чем они считают безопасным для себя, как они тут же дружно ныряют в ближайший куст. Кот злобно смотрит им вслед, потом снова отползает на исходную точку. Белки тут же высыпают на лужайку. Потом приходит черно-белый кот – у него больше черного, чем белого. Он моложе и удалее, у него еще есть иллюзии, поэтому он начинает охоту. Запрыгивает на каменный забор, на который только что запрыгнула одна из белок, замирает и готовится к прыжку. Белка подчеркнуто смотрит в противоположную сторону – она прекрасно знает, что между ней и котом есть маленькая преграда в виде поросли на заборе, и, чтобы добраться до нее, коту придется перепрыгнуть через растение. Этой доли секунды белке хватит на что угодно: спрыгнуть в спасительный куст, взметнуться на электрический столб (они здесь деревянные, деревянные, Карл!), стремглав домчаться до дерева. Этот черно-белый юнец ее очень забавляет, и она с ним играется. Энергично дергает хвостом, моет шкурку, изображая полную беспечность, и ненароком подползает все ближе и ближе к охотнику – «ну давай, дуреха, лови меня!». Кот долго терпит, пытаясь применять тактику и стратегию, но в итоге инстинкт берет верх, и он делает прыжок. Белка словно растворяется в воздухе. А через секунду выныривает в нескольких метрах от места событий прямо из травы и победоносно сморит на ошарашенного нерадивого охотника. Бело-черный кот, все это время так и просидевший в кустах, однако, пользуется ситуацией – остальные три белки так увлеклись зрелищем охоты, что совсем позабыли о нем. Carpe diem, решает бело-черный и выпрыгивает из кустов. В послений момент белки бросаются врассыпную, и все куда-то исчезают. Где-то через полминуты мимо забора проносится одна белка, а за ней с поднятым хвостом бело-черный. Белка выйдет победительницей, а кот останется ни с чем, но пока что он верит в свою удачу. Они снова исчезают, а еще через минуту появляются две другие белки. На этот раз они заняты друг другом – одна со всех ног удирает, а вторая, с громким шипением, очень похожим на кошачье, гонится за ней, то ли чтобы отлюбить, то ли прогоняя со своей территории. А может, первая белка украла у второй орех, кто знает. Какое-то время во дворе творится первозданный хаос. А потом приходит он – главный пахан. Здоровый полностью черный пушистый котяра с колокольчиком на шее. Стоит ему ступить на сцену, как все остальные актеры мгновенно растворяются в воздухе. Он походкой хозяина прогуливается по каменном забору и с ленцой поглядывает на огромное зеленющее ноябрьское поле, отделяющее сад от вулканической гряды, на котором беснуются бесчетные собаки, прогуливаются их не менее бесчетные хозяива и чинно вышагивают совсем уж бесчетные птицы всех мастей. Черный настолько увлекается разглядыванием этого цирка, что остальные жители сада решают, что ему не до них, и снова выползают на траву. Ведут они себя куда более мирно, каждый занимается своим делом – коты сидят в кустах, белки копаются в листве. Наступает идиллия. А потом приходит ветер. Дикий, северный, яростный шотландский ветер. И в течение пяти минут сдувает всех – белок, котов, собак, птиц, людей. Дольше всех держится пахан – нахохлившись и раздувшись до необъятных размеров, он упорно сидит на заборе до тех пор, пока на подмогу ветру не приходит дождь. Тут уж он с видом проигравшего, но непобежденного медленно уходит с помосток куда-то в тепло. Ветер сгоняет даже стаю чаек – они умнее всех птиц, и точно знают, что дикий ветер легче переждать на земле, чем в воздухе. Но гонимый ветром куда-то вбок дождь такой сильный, что даже они бросаются прочь. Последние человеческие фигурки, до того гулявшие по вершине вулкана, стремглав бегут вниз, рискуя свернуть себе шеи. Дождь проносится в воздухе туманом, плотной пеленой, закрашивая весь пейзаж белесым цветом. Глупый парень с нижнего этажа выбегает во двор с корзиной для белья и наспех собирает свои рубашки, от которых осталась где-то половина – остальные унесло в поле. Лицо у глупого парня очень печально и очень философично, хоть такого слова и не существует. В этот момент в колонках начинает играть мой любимый просто красный минор от Фэйри. Хоть они и японцы, а вписываются они лучше всего сюда, в эту невероятную и божественно прекрасную страну на букву Ш. Идеальный день.

Я думала, такое бывает только на картинах. Я думала, это человеческая фантазия. Теперь знаю – фантазии вообще не существует.

Шотландская литература – да и в принципе искусство – насквозь пропитаны природой. Природа везде – в описаниях, на картинах, в музыке. Это целый отдельный жанр, жанр of scottish landscape. Это не просто описания природы, это философия, отношение к жизни, путь самопознания. Вокруг природы строится все – сюжеты, психологические портреты, отношения. Почитайте рассказы Стивенсона, почитайте любой роман Скотта, почитайте стихи Бернса, почитайте кого угодно из современных шотландских романистов – оно все о природе. Человек мал и немощен пред ее лицом, он лишь приспосабливается, принимает ее в себя, отдает себя ей, он лишь щепка в океане. Природа же существует как бы вне цивилизации, нетронутая, величественная, вечная, непоколебимая. Я думала, я понимаю, о чем они пишут. Я думала, я знаю, чего ждать. А потом я поехала в Highlands.

Из Северной Шотландии мы вернулись несколько дней назад, и чем больше времени проходит, тем тяжелее осмыслить все те чувства, что эта земля во мне вызвала. Ничто – никакие книги и фото в гугле – не могло подготовить меня к тому, что обрушилось на мою несчастную голову в этой поездке. Я побывала за три дня везде – в тундре, в Альпах, в Скандинавии, в Монголии, в Афганистане, в Африке, в Новой Зеландии, в Зазеркалье, в Средиземье, в Неверленде и на Марсе. Потому что она такая, это древняя дикая земля – в ней есть все. Картинка меняется каждый километр, и каждый следующий вид вызывает еще большее неверие и шок, почти суеверный страх. Бывает культурный шок, а бывает вот такой. И страх вполне себе не детский, когда опускается горная ночь – черная как сажа и мгновенная как вспышка молнии, за все тысячелетия своего существования не утратившая своей девственной чистоты и так и не познавшая неона, а ты едешь по узенькой дороге в одну полосу, единственной дороге на километры и километры, и впереди ни огонька – да что впереди, ни впереди, ни сзади, ни по бокам. И ты даже гор не видишь, только знаешь, что они вот, со всех сторон, в нескольких метрах от тебя, гигантские и совершенно, абсолютно не тронутые человеком. А потом ты прыгаешь в первый же поворот на какой-то отель, выкладываешь сто фунтов за ночь, плача от счастья, и с ужасом выслушиваешь историю о том, что этот отель – единственный открытый в этой части страны, все остальные закрылись, потому что не сезон, а номер этот за сто фунтов с туалетом в коридоре вниз по лестнице – их последний. Поверьте мне, это счастье. Не стоит ехать туда в ноябре, да. Хотя с другой стороны то, что видели мы, летом не увидишь.

Не просто суровость, не в том дело. Буйство. Буйство красок, везде – деревья, горы, небо, озера, море, хотя какое это, к черту, море – океан, Океан. И не холодно еще совсем, только темнеет рано, да ветер такой силы, что сшибает с ног, а держать камеру не представляется возможным – смиритесь с тем, что фотографии будут смазаны. Да что фотографии. Сидишь себе в машине возле маяка или обрыва и вдруг чувствуешь, как ее, как пушинку, поднимает. Вся жизнь перед глазами пробегает. А хозяйка отеля тебе рассказывает, ой, да что вы, и это ветер? Это штиль! А вот зимой дует так, что вот это озеро – которое вам показалось оплотом спокойствия и неподвижности, да и от отеля оно метрах в двадцати, и еще как бы сильно внизу – заливает весь дом, аж по крышу. Да, да, мы порой неделями из дома не выходим. И вы с ужасом говорите, какой кошмар! А на вас смотрят снисходительными добрыми серыми глазами и отвечают, ничего подобного, это п-р-и-р-о-д-а. Да, это царство природы. И представить себе, как люди живут здесь, совершенно невозможно. И совершенно невозможно смириться с тем, что ты не один из них и живешь не здесь – не в этой слепящей красоте, величественной и знающей только себя, а до всего остального ей нет никакого дела.

Конечно, это царство овец и коров. И те, и другие ходят везде, в том числе по этой единственной узенькой дороге, и с ними считаться приходится куда больше, чем со встречкой. Но их хотя бы видно. Куда хуже лисы, кролики и – о! – дикие фазаны, которые бегают туда-сюда через дорогу, не обращая на вас никакого внимания. Да-да, фазаны. Дикие. А еще здесь можно посмотреть на дельфинов, почти все виды перелетных птиц, тюленей и китов. Нужно знать когда и где, но да, все возможно. Про тюленей могу даже продать инфу. За бесплатно. Первого ноября. Гарантированный успех. Приезжаете в John O’Groats, идете к мысу, смотрите вниз на огромные серые и маленькие белые камни на пляжике внизу, а потом сами обращаетесь камнем, когда понимаете, что те камни шевелятся. И если вам повезет, рядом с вами вдруг материализуется чувак из Америки, который вот уже третий год приезжает сюда посмотреть на тюленей, и даст вам заглянуть в бинокль, и вы во всех подробностях рассмотрите больших темных тюленей – валяющихся на пляже, выходящих из и уходящих в воду, переваливающихся с боку на бок – и маленьких белоснежных пушистых детенышей, все больше лишь барахтающих лапками. А потом можете аж до самого заката наблюдать ритуальные танцы стай ласточек, возвращающихся в гнезда перед сном, под тюленьи песни – и этот утробный гул слышен на километры и километры.

А на следующий день, уже по дороге домой, вы вдруг попадаете на восточное побережье и имеете счастье наслаждаться летом в ноябре. Солнце шпарит, жара неимоверная, идиллия полная – невыносимо зеленые берега уходят прямо в нежно-голубое море, и вы наконец узнаете, что такое по-настоящему «много овец», хотя вам казалось, что вы уже успели увидеть все семь миллионов. И, словно всего этого недостаточно, на вас вдруг выпрыгнет роскошный сказочный замок с башенками для приземления драконов и балконами для Рапунцель и ее косы. И никакого ветра здесь не будет вовсе, потому что если на западе Абсолют, то здесь – Рай. И море теплое даже в ноябре, и внезапно вам уже не хочется ни на какое Средиземное – пусть к этой луже ездят те, кто не знает великой тайны мироздания, а вы теперь будете ездить купаться сюда, в Рай. А в воздухе стоит упоительный аромат рыбы и водорослей, потому что отлив. И черные камни кокетливо выглядывают из пугающе чистой и прозрачной воды. И вы едете дальше, и вас ждут еще озера, еще леса, еще горы, еще, и еще, и еще. И вы понимаете, что будете возвращаться сюда снова и снова, и никакая сила не сможет заставить вас отказаться от этого – физически, разве что, но душой вас теперь всегда будет тянуть сюда, в этот храм природы. А еще вы понимаете, почему столь многие герои шотландской литературы просто ходят по этой земле, ходят и ходят, без конца ходят по ней, познавая такие тайны бытия, которые доступные еще только тибетским монахам, наверное. Поверьте, вам тоже захочется так ходить. А если не ходить, то как минимум писать о таких героях. Возможно, вы даже начнете. Потому что это переворачивает сознание. Потому что в этом ландшафте есть все – и радость, и драма, и меланхолия, та, без которой я не мыслю своей жизни. Welcome to Scotland.

Маршрут пролегал прямо вдоль побережья, не сворачивая в сердце гор. Там есть пара дорог, но туда как-нибудь в следующий раз. Отправной и финальной точкой является Инвернесс. Я криворука, поэтому не обессудьте – старалась как могла расположить картинки так, чтоб хоть приблизительно дать ощущение того, как все это выглядит. Ну и инстаграм мой в помощь. Если кто-то захочет туда поехать, обращайтесь, подскажу, что знаю. По клику больше.